Крестоносцы 1410. Юзеф Игнаций Крашевский

и думал, оперевшись на локти, искал, видимо, чего-то в памяти.

      – Не бывали вы когда-нибудь с Витольдом у нас?

      – Нет, – изрёк ксендз, – на его дворе я никогда не гостил.

      – А на Ягайловом? – подхватил вояка.

      Ксендз на мгновение замолчал.

      – В молодости, много лет тому назад, я писарем был при епископе краковском, когда другого недоставало.

      Рыцарь закусил губу.

      – Видите, так мы наверняка на каком-нибудь съезде для переговоров встретиться должны были. Но теперь вы им не служите?

      – Я Богу служу, и больше никому, – сказал старичок.

      Рыцарь задумчиво начал смотреть в миску и молчал какое-то время, но иногда поглядывал на старичка.

      – Это удивительно! Вы же как раз в то время, когда мы собираемся на войну с Ягайлой, прибыли сюда…

      – Какое дело мне до войны? – молвил старик. – Я не воин… кроме Христова.

      – Ведь вас легко заподозрить. Вы же сюда подглядывать за нами пришли? – пробормотал рыцарь.

      Удивлённый старик посмотрел на него и рассмеялся.

      – Я ксендз…

      – А мы сами монахи, – ответил тоже со смехом крестоносец, – всё-таки, когда нужно, пускаемся на разведку. Я также не раз переодетым на королевском дворе у чехов гостил.

      – Ваш орден – свободный, – сказал ксендз, – сегодня скорее солдатами, нежели монахами вы можете называться.

      – Как это – сегодня? – подхватил крестоносец. – Разве что-то у нас изменилось?

      Последние слова он произнёс обиженно и вызывающе. Старичок опустил очи и, казалось, думал.

      – Ударьте себя в грудь, вспомните более давние времена… Действительно, действительно, вырос Орден в силу, но сила несёт в себе высокомерие, а высокомерие – это зло.

      Рыцарь оперся на локоть и насторожился.

      – Суровые слова и на моих глазах! – воскликнул он.

      – За глаза бы я их не говорил, а скорее, защищал бы вас, – мягко протянул старец. – Вы видите мои седые волосы, и хоть убогую, но духовную одежду. Не годится мне врать, когда просите, чтобы я говорил.

      – Ну ладно. Молчу.

      Какое-то время затем дейстивительно длилось молчание. За столом велась беседа между всеми, полный рыцарь опустошал кружку с пивом, задыхался и вытирал пот.

      – Итак, война, – сказал кто-то с другого конца стола, – и если разразится, мы знаем нашего магистра, не поведёт он её лёгкой рукой и в шутку: война должна быть – либо жизнь, либо смерть. С одной стороны король римский, венгры – мы с другой… Кто знает, к какому князю присоединится Витольд!.. Ягайло должен жизнь отдать, и в Кракове мы мир заключим.

      – Аминь! – прибавил второй.

      – Мы всегда грешили тем, что за рукав кому-то тянуть себя давали, а неприятеля щадили! Просили папа, король, император, мы договаривались и терпели, а спесь этого язычника росла.

      – С позволения вашей милости, – прервал медленно старый ксендз, на которого все обратили взгляды. – Не мне судить, кто прав, а кто виноват, потому что это не моё дело, но что до короля Ягайло,