Гортензия. Жак Экспер

верг 11 марта 1993 года. […]

      Мадам Делаланд после этого ужасного события находилась в шоке, однако, несмотря на свое состояние, она отказалась поехать в больницу, прежде чем мы возьмем у нее показания, и здраво и взвешенно изложила нам все детали произошедшего. Она без малейшего сомнения назвала имя преступника и предоставила о нем всю информацию, которой располагала.

      Потерпевшая была крайне слаба: открытые раны на икре и ступне, а также на задней стороне черепа требовали врачебного вмешательства. Не меньше нуждалась женщина и в помощи психолога, хотя это никак не отразилось на ее показаниях – логичных и четких.

      Я хорошо помню момент, когда ее забирала скорая: она словно утратила самообладание и разрыдалась, умоляя вернуть ей дочь и не переставая повторять, что та была единственным смыслом ее существования. […] Мне пришлось заверить потерпевшую, что мы быстро найдем ребенка, что это вопрос нескольких часов. После этого она успокоилась и безропотно отдала себя в руки медиков. У меня и сейчас стоит перед глазами эта картина: мадам Делаланд лежит на носилках, прижимая к груди бежевого плюшевого медвежонка, в то время как санитары с трудом протискивают их по узенькой лестнице. […]

      Сначала мне действительно показалось, что раскрыть дело будет легко. Личность похитителя была установлена, и теперь все решало время. С момента похищения прошло уже несколько часов, и мы немедленно организовали проведение оперативно-разыскных мероприятий по определению местонахождения подозреваемого. Срочность в подобных делах крайне важна, и необходимо как можно скорее выйти на след преступника, поскольку успешный исход операции целиком зависит от действий, предпринятых в первые часы после покушения. […] Разослав ориентировки, мы тщательно осмотрели квартиру, но ничего существенного не обнаружили. В безупречно убранной детской присутствовали явные следы похищения: одеяло было сдвинуто, белье помято, на подушке осталась вмятина от головки ребенка, который там спал еще несколько часов назад, и мы даже собрали с нее несколько светлых волосков, очевидно принадлежавших Гортензии Делаланд, чьи многочисленные фотографии нам предоставила мадам Делаланд. […]

      Осмотрев квартиру, мы перешли к опросу соседей. […] Все они подтверждали сказанное Софией Делаланд. Она жила одна вместе с дочерью, которую очень любила, на взгляд некоторых жильцов, даже чрезмерно. […]

      Дело это – просто невероятно, я до сих пор не в состоянии осмыслить то, что недавно узнал. […]

      1

      София

      Свинцовые облака вновь накрыли Париж зловещей тенью, уже и Монмартр почти скрылся из виду. В такую погоду у меня неизменно портилось настроение. Казалось, через мгновение город погрузится в непроглядную тьму, хотя не было и семи вечера. Подумать только – в прошлое воскресенье мы перешли на летнее время! Вот и первая тяжелая капля упала за воротник моей серой полотняной блузки. Стоило поторопиться, чтобы не попасть в грозу, – она неумолимо надвигалась, была рядом. К счастью, и дом мой находился недалеко – крошечная квартирка на улице Мучеников, где я жила уже много лет.

      Как всегда по вечерам, выйдя из метро на станции «Анвер», я направлялась по улице Трюден, потом сворачивала налево, чтобы забежать в ресторанчик азиатской кухни, где покупала пять немов[2] – мой ежевечерний рацион, не считая яблок «Гренни Смит», которыми я по субботам запасалась в лавке «Фруктовый сад» на Монмартре. Я спешила подняться в свою квартиру на четвертом этаже дома номер 42-бис, никогда не прибегая к услугам лифта. В моем возрасте – через три месяца мне исполнится пятьдесят один – небольшая зарядка не помешает. И потом, я не выношу замкнутого пространства, тем более такого крохотного, как кабина лифта. Установили его четыре года назад, и, насколько я помню, пользовалась я им всего два-три раза. Мне всегда было страшно застрять и остаться в нем навеки.

      Каждый мой вечер в точности повторял вчерашний, и завтрашний должен был пройти так же. Но мне и не требовалось ничего другого, меня вполне устраивала эта монотонность, она мне подходила. А вот в выходные была просто беда. Выходные тянулись бесконечно, хотя я и заставляла себя после обеда проделывать путь до площади Тертр[3] – и по субботам, и по воскресеньям, в любое время года, несмотря на проливной дождь или адскую жару. Мне нравилось бродить среди уличных художников, которые всегда меня дружески приветствовали. Ходила я туда с незапамятных времен (и правда очень-очень давних), и все меня узнавали, приветливо кивая головой. Они не заговаривали со мной, но улыбались, и этого было довольно. Да и кто я для них? Странноватая пожилая дама, которая все уик-энды проводит среди бродяг. Может, они даже слегка меня побаивались?

      Меня развлекало нескончаемое паломничество туристов, особенно тех, кто заказывал портреты, а то и карикатуры, за которые они не задумываясь отваливали кучу денег. Возвращалась я обычно по улице Лепик и потом выходила на бульвар Пигаль. О, я поименно знала местных зазывал, которые старались завлечь в свои «заведения» случайных простаков или подвыпивших прохожих. Могла я назвать по памяти и всех старых шлюх, чья судьба была еще печальнее моей. Порой они перекрикивались с товарками,

2

Нем – блюдо вьетнамской кухни наподобие фаршированного блинчика, но меньшего размера.

3

Одна из самых посещаемых достопримечательностей Парижа, на ней работает множество уличных художников, шаржистов и пр.