Лекарь. Ученик Авиценны. Ной Гордон

с виду не уступали друг другу: обоим лет по двадцать с небольшим; датчанин плотнее и немного ниже ростом, зато у англичанина руки длиннее.

      Им завязали глаза полотенцами и, поставив по разные стороны столба, привязали за щиколотки десятифутовыми веревками.

      – Погодите! – выкрикнул тот, кого звали Дастином. – Сперва еще кружечку!

      Их товарищи с одобрительными возгласами подали каждому по чаше метеглина, и удальцы залпом их осушили.

      Затем, оставаясь с завязанными глазами, они вынули из ножен кинжалы. Тут же отпустили и поросенка, которого все время держали на равном расстоянии от каждого из соревнующихся. Тот попытался сразу удрать, но, привязанный к столбу, мог лишь бегать по кругу.

      – Чертенок уже близко, Дастин! – крикнул кто-то. Англичанин приготовился и замер, но топот копытец тут же потонул в возгласах зрителей: поросенок пробежал мимо, а Дастин и не заметил.

      – Витус, давай! – хором вскричали датчане.

      Перепуганный подсвинок мчался прямо на погонщика-датчанина. Тот, не мешкая, нанес три удара кинжалом по воздуху, а поросенок, вереща, рванулся в обратную сторону.

      Дастин мог по звуку определить, куда бежит поросенок, и пошел на него с одной стороны, тогда как Витус приближался к подсвинку с другой.

      Датчанин с силой нанес удар, целясь в поросенка, и Дастин со всхлипом втянул в себя воздух: острое лезвие рассекло ему предплечье.

      – Ах ты, северянин недоделанный! – Он, широко размахнувшись, нанес яростный удар, не задев, однако, ни визжащего подсвинка, ни своего противника.

      Теперь поросенок метнулся между ногами Витуса. Датчанин ухватил веревку, державшую поросенка, и сумел подтащить его к своему кинжалу. Первый удар пришелся в правое переднее копыто, поросенок жалобно заверещал.

      – Ну, он твой, Витус!

      – Прикончи скорее, а завтра мы его съедим!

      Отчаянно визжащий поросенок представлял собой отличную цель, и Дастин сделал выпад на звук. Его рука с зажатым в ней кинжалом скользнула по гладкому боку поросенка, и клинок с глухим звуком вошел по самую рукоять в живот Витуса.

      Датчанин тихонько застонал, но отпрыгнул назад, сорвавшись с клинка, распоровшего ему живот.

      Теперь в трактире воцарилась тишина, которую нарушал только визг поросенка.

      – Убери нож, Дастин, ты его прикончил, – распорядился один из англичан. Все столпились вокруг погонщика, сняли повязку с глаз, перерезали веревку, привязывавшую его к столбу.

      Датчане без единого слова поспешили унести своего товарища, пока саксы не опомнились и пока не нагрянули стражники управителя.

      – Пойдем к нему, – со вздохом сказал Цирюльник. – Мы же цирюльники-хирурги, может быть, поможем чем-нибудь.

      Однако было совершенно ясно, что они ничего уже не могут сделать. Витус лежал на спине, как сломанная кукла, глаза его расширились, лицо посерело. Сквозь зияющую рану на животе было видно, что кишки у него рассечены почти до конца.

      Цирюльник