Лекарь. Ученик Авиценны. Ной Гордон

Бьюкерел тогда пристроил его.

      – Так, может быть, вдова Бьюкерела знает что-нибудь?

      Это предположение Тайта заставило Роба поднять голову.

      – Она снова замужем, за зеленщиком по имени Баффингтон. И живет теперь неподалеку отсюда, сразу за воротами Ладгейт, – подсказал Энтони.

      Дом Баффингтона стоял на отшибе и этим уединением мог бы соперничать с новыми палатами короля, если бы не промозглая сырость, которой тянуло с болот у реки Флит. Да и сам дом был вовсе не палатами, а сбитой на скорую руку лачугой. За этой ветхой лачугой был устроен тщательно возделанный огород с грядками капусты и салата, окруженный со всех сторон влажной болотистой землей. Роб немного постоял, наблюдая за четырьмя невеселыми ребятишками. С мешками камней в руках они высматривали болотных кроликов вокруг огорода, над которым звенели тучи комарья.

      Мистрис Баффингтон он отыскал в доме, она поздоровалась с ним, раскладывая собранную зелень по корзинам. Ворча, она пожаловалась, что кролики съели весь их доход.

      – Помню я и тебя, и всю твою семью, – сказала она, разглядывая Роба так, словно он был редким и дорогим овощем.

      Но когда Роб спросил прямо, она так и не смогла припомнить, чтобы первый муж называл ей имя или дом той кормилицы, которая приняла грудного младенца, нареченного Роджером Колем.

      – И что же, никто так и не записал ее имени?

      Должно быть, в его глазах промелькнуло что-то такое, от чего мистрис Баффингтон вскипела:

      – Я писать не обучена. Отчего же вы, сэр, не узнали ее имя и не записали? Разве он не твой брат?

      Роб мысленно спросил себя, можно ли винить в этом мальчишку в его тогдашнем положении, но не мог не признать, что доля правды в ее словах есть.

      – Давай не будем ссориться, – улыбнулась она. – Ведь давно, в трудные времена, мы были соседями.

      К удивлению Роба, она смотрела на него такими глазами, какими женщина смотрит на мужчину, и взгляд ее потеплел. Постоянный труд не дал ей располнеть, а в свое время, как разглядел Роб, она была по-настоящему красива. И летами не старше Эдиты.

      Но тут же он с тоской вспомнил Бьюкерела, показную добродетель ее скудной милостыни, напомнил себе и о том, что эта женщина когда-то хотела продать его в рабство.

      Он холодно взглянул на нее, пробормотал слова благодарности и вышел из дома.

      В церкви Святого Ботульфа дверь отворил ризничий, старик с побитым оспой лицом и нечесаными седыми космами. Роб хотел повидать священника, который хоронил его родителей.

      – Отца Кемптона перевели в Шотландию, тому уж десять месяцев.

      Старик провел его на кладбище.

      – Ох-ох, у нас тут уже все переполнено! – вздыхал он. – Ты не был здесь в позапрошлом году, когда свирепствовала оспа? – Роб покачал головой. – Повезло тебе! Столько людей умерло, мы каждый день с утра до вечера только и отпевали. Теперь на кладбище и места почти не осталось. А народ стекается в Лондон отовсюду, и человек быстро проживает те сорок лет, которые ему обычно отпущены.

      – Но вам ведь