Трамонтана. Рассказы о лесбийской любви. Евгения Монастырская

в Кофе Хаус, потягивая бейлис. И не замечали сидящих вокруг людей, приглушенного жужжания кафе и мелькающей мимо официантки с цепким взглядом и невозмутимым, застывшим, как лик мумии, острым худым лицом. Саша чувствовала близость Кати, та сидела рядом с ней на диване и слегка касалась ее локтем.

      Катя открыла маленький кожаный рюкзачок и начала выкладывать на столик камни.

      – Вот, они из Выборга. Ты просила, что бы я привезла тебе… – неделю назад она вернулась из поездки в Выборг, – я грела в своих ладонях холодные северные камни, думала о тебе и мечтала о том, что мы снова встретимся.

      Катя вновь заглянула в рюкзак и поставила на столик маленькую фигурку средневекового рыцаря, высоко поднявшего над головой меч.

      – А это я, – сказала Катя, – Я дарю тебе себя. Мои друзья всегда говорили, что по жизни я Стойкий Оловянный Солдатик.

      Саша погладила фигурку и тихо произнесла:

      – Интересно… при какой температуре плавиться олово?

      – Не беспокойся, тебе уже удалось создать такую температуру.

      Пару секунд Катя молчала, рассматривая свои руки и тихо добавила:

      – Я уже плавлюсь.

      Катя повернула голову и посмотрела на Сашу с нежностью, с надеждой. А потом приблизила лицо и поцеловала ее. Поцелуй был долгим. И когда наконец Саша оторвалась от горячих губ, и заглянула в глаза девушки, она с восторгом, смешанным с ужасом, отчетливо поняла: в ее жизни начинается новая эпоха.

      Теперь она обходит это кафе. Панически бежит от него.

      Ей необходимо проложить свежие муравьиные тропки маршрутов в ее городе. Наполнить улицы свежими встречами, впечатлениями, восторгами. Поцелуями, в конце концов! Освоить новые нехоженые пространства. Чем плохо Замоскворечье, скажем? Она так мало знает его. Сонное, ветхое, умирающее, восхитительное в своей обреченности.

      Город стал опасной ловушкой. С осторожностью нужно прокладывать маршрут; будто пробираешься по минному полю своей памяти, готовому в любой момент взорваться и разнести голову на сотни окровавленных кусков. Она станет сапером. Или нет, – скорее – дезертиром. Похоже, она уже стала им.

      В июле пришла смс от приятельницы из Хельсинки. Та звала ее в гости, обещая интересную насыщенную программу. Да, надо ехать, подумала Саша, и вспомнила слова Оскара Уайльда: «Лечите душу впечатлениями».

      Входя в купе вагона, она отчетливо поняла, – ее путешествие, это действительно дезертирство, бегство. Пусть так. Она должна выжить, возродиться к новой жизни. И она будет использовать все, что только возможно!

      Саша остановилась в хостеле. Днем они бродили с Викой по Хельсинки, а вечером она оставалась одна и прислушивалась к себе.

      Разжиревшие чайки, истошно горланя, носились над городом, обильно орошая одежду прохожих беловатым пометом. Птицы садились на головы памятников, и задумчивые каменные лики покрывал толстый слой белого гуано. Чайки бесцеремонно