Дайте мне обезьяну. Сергей Носов

мы с ним… вчера… там… – сказал Николай. – Ведь это был ты?

      – Я, – Тетюрин сказал.

      – Как дела? – спросил Жорж неуверенно.

      – Ничего, – уверенно Тетюрин ответил.

      – Вот, – сказал Николай.

      – А чего же он тогда тут выпичуживается? – возмутился охранник.

      – А нельзя ли повежливей? – возмутился Тетюрин.

      – Ладно, ладно, идем, – вдвоем они его повели по коридору. Когда оглянулся, увидел охранника снова сидящим. Сейчас опять заскучает.

      По опыту Тетюрин знал, что труднее всего изображать в прозе всякого рода перемещения и телодвижения. Ради бытовой убедительности, но часто вопреки художественности в целом героям приходится постоянно переходить с места на место, они должны своевременно появляться откуда-нибудь и своевременно удаляться куда-нибудь, садиться или ложиться, вставать, или вскакивать, или даже выскакивать (в частности, из-за стола), передвигать, например, стулья, совершать манипуляции с другими предметами: трогать, двигать, таскать; они должны шевелиться целиком, всем туловом или хотя бы шевелить конечностями; они обязаны постоянно и, главное, ненавязчиво фиксировать свое местоположение в пространстве относительно, допустим, стен, то, допустим, на них облокачиваясь, то хотя бы на них поглядывая, то еще как-то, а также относительно столов и шкафов и, что особенно важно, дверей и окон, без которых обойтись никак не возможно, потому что надо входить, выходить, высовываться, всовываться, отдергивать или задергивать занавески и пр., – а также относительно себе подобных героев. Все они обречены по возможности достоверно преодолевать досадные, малозначащие расстояния, думать о которых пишущему невыносимо невесело, но приходится думать. Какого лешего, думал Тетюрин, меня ведут в обратную сторону?

      – Я же помню, ты же этот, – сказал Жорж, – ж-ж-журналист?

      – Сочинитель, – Тетюрин сказал.

      – Все журналисты сочинители, – заметил Николай философично.

      – Сочинитель в смысле литератор, – сказал Тетюрин. Он хотел добавить: «прозаик», но на ум пришел анекдот («про каких заек?»), и он промолчал.

      – Пришли, – сказал Жорж.

      В № 420 разместился штаб. На столах стояли работающие компьютеры. За одним сидела девушка по имени Рита, за другим – Борис Валерьянович Кукин. Их Тетюрин точно видел впервые.

      Взявшийся рекомендовать «нашего человека» («если не знаете»…) Жорж именовал Тетюрина решительно Валентином, тогда как тот оставался, несомненно, Виктором, а отчество Александрович странным образом само угадалось, – в общем, с горем пополам познакомились.

      – Вы сегодня приехали? – осведомился Борис Валерьянович, не отрывая взгляда от дисплея.

      – Нет, вчера.

      – Я вас не видел, – чем очень напомнил охранника.

      – Я был у Филимонова, – сказал Тетюрин, – в номере.

      – Скоро придет, – провещал Жорж, посмотрев на часы.

      – Если кофе хотите, – сказала Рита, – чайник горячий. Чашки в шкафу.

      – Готовы ли вы к штурму, господа? – спросил Борис Валерьянович.

      – А