Дайте мне обезьяну. Сергей Носов

почему же нет? Если денежная – да. Я согласен.

      – Нет, ты не торопись, ты подумай, взвесь. Ответь мне. Что ты скажешь, если я тебе предложу поработать на Косолапова?

      – А кто такой Косолапый?

      – Косолапов, а не Косолапый… Не на Косола-по-го, а на Косолапо-ва!.. Ты что, не знаешь, кто такой Косолапов?

      Не знает.

      Филимонов присвистнул.

      – Да ты, дружок, не просто дилетант, да ты просто невежда!.. А еще о политике пишешь…

      – А мне безразлично, о чем писать, – ответил Тетюрин, не теряя достоинства. – Могу и о погоде, и о турникетах в метро…

      – Значит, так. Мы сейчас разминаемся кое-где. У нас там элекции…

      – Эрекции?

      Филимонов усмехнулся, скривив лицо, мол, старая и глупая шутка, но – оценил. Он и допустить не мог, что Тетюрин не понимает, о чем идет речь.

      – Я в команде Косолапова четвертый год работаю. Я всем занимаюсь. Через меня – все! Правая рука, если хочешь. У нас текстовик треснул, инфаркт миокарда, есть место в строю. Пойдешь?

      Разговор продолжили в другом кабаке, на Литейном; потом отмечались в Доме, кажется, Дружбы; потом заехали в кондитерский на Невском, где Филимонов купил конфет «Руслан и Людмила» два десятка коробок, их, коробки, Тетюрин тащил на себе, потому что был без вещей, а Филимонов – с вещами. В аэропорту Тетюрину (если ему не приснилось) сделали замечание: жеваный паспорт. Жеваный не жеваный, а все ж при себе. Основной вес брали уже в самолете. И после.

      3

      Было около шести, а Филимонова все не было.

      Тетюрин ожил вполне и даже проголодался.

      Он выспался наконец. Отсыпался Тетюрин тяжело и урывками – безоглядно проваливался в глубокую яму на минут этак 20–40, пока ему не кричали в ухо: «Тетюрин!» Он открывал глаза, понимал, что некому кричать ему в ухо, и вспоминал что-нибудь о себе новое… А потом опять опрокидывался туда, откуда его только что выдернули.

      Тетюрин принял душ, и с этой минуты он всецело стал принадлежать действительности.

      Живой, проголодавшийся, он собирал по карманам, что было, – и чем больше он находил, тем яснее осознавал свою зависимость от Филимонова. Ни много ни мало 8 рублей нашел Тетюрин, – мечта о бутерброде захватила его, – он решился отправиться в бар.

      О ключах Тетюрин, естественно, не подумал и, когда вышел в коридор, захлопнул, естественно, дверь за собой. Он дернул ручку два раза и, обматерив замок, зашагал по безлюдному коридору. – Не настолько безлюдному, чтобы в конце коридора не сидел секьюрити. А сидел он, исполненный скуки, в глубоком велюровом кресле. Тетюрин был остановлен:

      – Вы кто?

      – Я туда, – Тетюрин показал на лифт.

      – Я не спрашиваю куда, я спрашиваю: кто!

      – Да я оттуда, – неопределенно показал Тетюрин рукой в обратную сторону.

      – Откуда оттуда? Вас там не было!

      – Это как? – изумился Тетюрин. – Я там был.

      – В штабе не было. Я не видел.

      Тетюрину бы сказать, из какого он номера, но какой номер того номера, вспомнил, что забыл посмотреть.

      – Я выхожу, а не вхожу, – сказал Тетюрин угрюмо.

      – Не важно, – ответил охранник (развалясь и раскинув руки,