Тварь размером с колесо обозрения. Владимир Данихнов

жирок отложился. Это звучит довольно мило: жирок. Девушка говорит: вытирайтесь и одевайтесь. Подождите в коридоре, результат будет через пять минут. Я выхожу. Яна спрашивает: ну как? Я говорю: вроде бы все в порядке. Яна говорит: ну слава богу. Через пять минут девушка выносит мне бумагу с результатами УЗИ-обследования. Отдает: выздоравливайте. Я говорю: спасибо. Еще мне надо сделать флюорограмму. Мы ищем, где ее делают. Находим кабинет, но он заперт. Из соседнего кабинета выглядывает медсестра: сейчас подойду. Через три минуты она появляется. Все как обычно: раздевайтесь до пояса, становитесь сюда. Подбородочек – выше. Вдохните воздух полной грудью. Замрите. Не дышите. Отлично. Дышите. Одевайтесь. Результат я по компьютеру отправлю в соседний кабинет, там вам его опишут.

      – Меня позовут? – спрашиваю я.

      – Позовут, – говорит медсестра.

      Я выхожу из кабинета. Какое-то время мы ждем. В этом коридоре недалеко кабинет КТ. По коридору носится мальчишка, года четыре, абсолютно лысый. Он издает звуки движущегося автомобиля (др-др-др), медсестра строго грозит ему пальцем. С ним отец и мать; оба моложе меня. Очень тихие. Они заходят в кабинет КТ. Долго не появляются. Потом отец выходит с мальчишкой на руках. Ребенок спит после наркоза. Отец несет его как самое драгоценное, что существует на этом свете.

      – Данихнов! – наконец зовут меня из кабинета.

      Я захожу. Полная женщина в белом халате отдает мне описание флюорограммы. Маленькое черно-белое изображение моих легких прикреплено степлером к бумажке с описанием. Все в порядке: в легких метастазов не обнаружено. Я выхожу.

      – Ну как? – спрашивает Яна.

      Я показываю большой палец. Яна облегченно вздыхает. Смотрит время на телефоне.

      – Давай купим воды и чего-нибудь поесть, – говорит она. – У нас полно времени: стекла еще переописывают.

      Мы выходим на улицу. Теплый тихий денек. Качаются ветки на ветру: двор института тонет в зелени. Скамеечки. Много людей. Больные, родственники, друзья. Недалеко от входа на территорию онкоинститута стоит ларек, где продаются пирожки и вода. Небольшая очередь перед ним. Настроение у нас приподнятое. Я шучу, Яна смеется. Мы стоим в очереди: все как обычно. Как будто я снова обычный человек. Как будто не было того дня, когда я шел домой пешком и думал, что попал в чужой мир. Как будто я снова здесь, тут, со всеми. Снова человек. Еще ничего не случилось, но я уже вырвался из ада. Я спасен. Снова дома, на родной планете. Мы покупаем минеральную воду и пару пирожков. Идем в тень и едим. Воздух неподвижен. Голоса создают приятный фон: движение жизни вокруг. Все будет хорошо, говорит Яна, теперь я это чувствую. Мы доедаем пирожки, допиваем минералку. Идем в лабораторию. Нам отдают стекла и бумажку: переописанные результаты гистологии. В больнице, где меня чистили при помощи эндоскопа, стекла описали так: высокодифференцированный плоскоклеточный рак. Здесь те же стекла описали иначе: умеренно дифференцированный плоскоклеточный рак. Это хуже или