Мне должно это нравиться. Анна Инк

Ковальски, разрушит землетрясение, явится сатана, и сожжёт дотла. Что угодно. Пле-вать.

      – Я провожу в твоей клинике дни и ночи напролёт, – он успешно сдерживает приступ раздражения, а обиду мастерски скрывает. – Я искал тебя в самых богомерзких заведениях города, чтобы ты подписывал бумажки. Сам читал каждый документ. Договаривался с поставщиками оборудования. Проводил собеседования со специалистами. Отмазывал тебе перед прессой. Разбирался с налоговой. Улаживал конфликты с клиентами. Чтобы, когда ты очухаешься и соизволишь вернуться к делу, тебе было куда возвращаться.

      – В этом-то и загвоздка. Ты там по факту – никто, – Елисей сглатывает. – Я – хозяин. И мой отец. И нам обоим насрать на эту клинику.

      – А как же Мила? И другие девушки с несчастной судьбой и больными родителями/детьми? Как будешь спасать их жизни? Мои связи быстро растеряются, если я не буду в деле. Свои ты уже растерял. Остался только я, и Каринэ. Больше никто в тебя не верит.

      – Мила – единичный случай. Больше никого не будет. Я больше ни о чём тебя не попрошу. Только об одном: забей на клинику. Пусть отец делает что хочет. Просто не езди туда. Всё сдуется за месяц. И он сам с удовольствием продаст её за бесценок. Ковальски будет рад до жопы.

      – Ковалевский. И он очень зол. Я бы на твоём месте отнёсся к этому серьёзно.

      – А что может произойти? Он попытается прихлопнуть моего отца? Да пожалуйста! Мне – плевать.

      – Возможно, ему и не придётся этого делать. Скоро всё решится само собой.

      Я поворачиваю к нему голову. Спесь слетела за секунды. Блефует?

      – Я считаю, что ты должен знать. Твой отец проходил обследование. И всё очень плохо.

      – Что у него?

      – Он харкает кровью, как ты и пожелал ему некоторое время назад.

      Немеющие пальцы нащупывают пачку сигарет в кармане.

      – Да я ведьма, – делаю затяжку.

      – У тебя просто защитная реакция. Шок.

      – Значит, ты об этом хотел серьёзно поговорить?

      – Можешь предложить тему серьёзнее?

      – Сколько ему осталось?

      – Мало, очень мало, Кость. До весны он не дотянет.

      – И ты, как ангел милосердия, решил нас примирить перед его кончиной, – приоткрываю дверь и стряхиваю пепел в серый снег. – Может, ещё и мать мою найдёшь, чтобы она простилась, как подобает, с бывшим любимым муженьком?

      – Ты хочешь её увидеть?

      – За последние двадцать лет я увидел её всего раз, и ты помнишь, чем это закончилось. Проживу ещё двадцать, а там, глядишь, и она сдохнет. Надо только придумать, каким способом. Интересно, а моя ведьминская магия действует, только когда я выдаю пожелание лично в лицо объекту?

      – Пойдем, – он вылезает из машины. – Давай, Кость. Выметайся из моей тачки.

      Ноги плохо слушаются. Мне что, в действительности его жалко? Я уже очень давно желал ему смерти. Мучительной и медленной. И, кажется, так оно и происходит. Где же оно – ощущение триумфа? А нет. Только опустошение. Потому что я всегда хотел задавить его собственными руками.

      Елисей