Отцовский крест. Скорбный путь. 1931–1935. Софья Самуилова

И еще то, что как он ни бодрился, его очень тянет на волю.

      С вечерними хождениями на Иргиз связано еще одно воспоминание.

      Как-то раз получилось, что купающиеся возвращались обратно не группой, а вразброд. Некоторые из них ушли вперед, другие замешкались внизу, а о. Сергий, поднявшись на высокий берег, задержался там один, без товарищей. Он повернулся к Иргизу, к лежащему в той стороне городу, и задумчиво смотрел вдаль, – не на воду, а куда-то вверх, гораздо выше реки и тех деревьев, которые росли за рекой. Смотрел внимательно и в то же время как бы рассеянно. Затем поднял руку и вытер такую редкую у него и потому особенно тяжелую слезу.

      Это было прощанье…

      Если бы о. Сергия в эту минуту видели другие священники, особенно те, которым ему приходилось чаще других оказывать моральную поддержку, они, конечно, удивились бы, и, пожалуй, только теперь поняли бы, что ему нисколько не легче, чем другим. Если бы они почаще и повнимательнее присматривались к о. Сергию, они, может быть, заметили бы, что его чувства даже сильнее и глубже, чем у многих других, только он больше, чем другие, сдерживает их.

      Глава 7. Скорбный путь

      В день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, 5/18 июля, о. Сергий решил отпраздновать свои именины. Обыкновенно он праздновал их двадцать пятого сентября (8 октября), но не забывал и этот день, всегда служил молебен своему покровителю. На этот раз он попросил, чтобы ему принесли пирог со смородиной – другие ягоды еще дороги, не по карману.

      – Хочу угостить своих друзей, – сказал он. – А до сентября мы здесь не пробудем.

      Он оказался прав. Через несколько дней после именин их отправили.

      Об этапе узнали еще накануне. Узнали бы, даже если бы Ксения не прибежала сказать. Вечером пришел большой конвой. С раннего утра родственники заключенных поспешили к тюрьме, но там уже стояла усиленная охрана. Не только не пускали к воротам, но отогнали даже от прилегающей к ним площади. Весь день тут продолжалась тихая борьба. Ожидающие, оттесненные на край площади, постепенно, по одному, подходили ближе; за первыми тянулись другие, и вот уже вся толпа оказывалась метрах в пятидесяти от ворот. Тогда их опять оттесняли назад, к самым огородам. И к задней стене не пускали, да и не было смысла туда идти: сугробы, с которых заглядывали внутрь, растаяли несколько месяцев назад, и стена поднималась ровная и высокая.

      Несмотря на все препятствия, еще до обеда разнесся слух – «сидят на вещах». Миша и еще кое-кто ухитрились добраться до того дальнего угла бывшего монастырского сада, где стена была повреждена. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что готовится этап и притом на редкость большой. Весь двор был заполнен людьми с мешками, чемоданами, баулами. Узнать кого-нибудь на таком расстоянии, тем более в такой толпе, было невозможно, но все-таки выделялись фигуры начальников и конвойных в военной форме и довольно большая кучка людей в длинной духовной одежде. Наметанный глаз даже понимал, что там делается. Вот идет перекличка, теперь