Основное богословие. Учебное пособие. Священник Дмитрий Лушников

жертв, так как неизбежно возникает столкновение между благополучием действующего субъекта и благополучием других людей, которое усиливается также и тем, что «благо личности имеет конкретный, непосредственный понятный смысл для действующего лица, между тем как всеобщее благо является понятием весьма абстрактным, неуловимым. Как же тут требовать, чтобы конкретная личность для туманной цели отказывалась от целей непосредственно понятных, имеющих в виду собственное благо»[50]. Поэтому долженствование жертвовать личным благом ради общественного, которого требует Дж. Милль, не имеет основания. А прогрессивное развитие общества – не более чем миф и иллюзия, потому что между своим «я» и другими существами эвдемонизм и утилитаризм утверждают безусловную противоположность: «Я – все для себя и должно быть всем для других, но другие сами по себе ничто и делаются чем-либо лишь как средство для меня; моя жизнь и благополучие есть абсолютная цель, жизнь и благополучие других допускается как необходимая среда для моего самоутверждения»[51].Суммируя сказанное, необходимо отметить, что когда отрицается бытие Бога, т. е. объективное начало бытия и объективный нравственный порядок, когда человек сам себя поставляет в центр бытия, то неминуемо происходит уклонение нравственных норм в сторону релятивизма: единственной мотивацией поведения человека становится самолюбие и своекорыстие, т. е. самостоятельное определение каждым критериев того, что есть добро и зло.

      Совсем иной поворот приобретает дело утверждения нравственных норм, когда речь идет о религиозном мировоззрении, которое предполагает принятие двух главных религиозных истин: бытия Божия и бессмертия души. Если человек в своей духовной жизни готов определять себя к серьезному решению вопроса о ее смысле, если он готов осознать себя разумным существом, способным решать вопросы о первоначальных основах бытия и познания, то, рассматривая свою внутреннюю жизнь, он не может не обнаружить в себе самом возможность высшего бытия, которое выражается в «самосознании и самообладании, в противоположность слепой и не владеющей собой природе»[52]. Человек осознает в себе внутреннее достоинство и нежелание подчиняться своей животной природе, материальному влечению, человеку «стыдно быть, как животное»[53]. Он ощущает в себе стремление не к простому существованию, желание жить как должно: «у человека является сознание необходимости и обязательности, как для самого себя, так и для всех других людей, – совершать действия добрые и воздерживаться от злых, и, таким образом, самая оценка действий и их отличие от всех других, называется мотивом долга, или нравственным чувством»[54].

      Но в чем же положить это должное, так требуемое человеческим сознанием, в чем оно должно быть укоренено? Сведение понятий добра и зла к сознанию приятности и полезности, вредности и неприятности размывает существо морального начала, лишает идеи нравственного добра и нравственного

50

Струве Г. Этическое движение новейших времен // Вера и разум. 1902. № 3. С. 95.

51

Соловьев В. Оправдание добра // Поли. собр. соч. Брюссель, 1966. Т. 9. С. 108.

52

Соловьев В. Аскетическое начало нравственности // Вопросы философии и психологии. 1895. Кн. 26(1). С. 75.

53

Там же. С. 68.

54

Снегирев В. Нравственное чувство // Вера и разум. 1903. Т. 1. С. 437.