Бульвар Молодых дарований. Альфред Портер

в кладовке мой велик, я обхожу вдоль забора двор общаги и с беззаботным видом поднимаюсь по ступенькам к входной двери.

      Костыль, не просыпаясь, поворачивает голову на звук и приоткрывает один глаз. Седой бобрик над длинным, как у лошади, лицом…

      У старикана память – фотоаппарат, он помнит нас всех в лицо. А это чуть не тысяча народу. И где только таких находят? Не спит Первый Отдел⁴, не спит…

      Гуляем?.. говорит сипло-недовольно Костыль и закрывает своё недрёманое око.

      Назавтра, после занятий, когда вся комната в сборе, Жора с бидоном и одной из своих кастрюль идёт на кухню.

      Мы сидим и предвкушаем.

      Вскоре Жора возвращается с яичницей. Она в пол-кастрюли глубиной – хоть замеряй шестом.

      Мы обжираемся этим королевским яством, заедая столовые ложки яичницы ломтями хлеба, реквизированного из буфета.

      Я никогда в жизни ещё не видел омлета толщиной в полное собрание речей Н. С.Хрущёва на пленумах ЦК КПСС.

      Вот так мы, наверное, будем жить при коммунизме?

      Картофельная оттепель

      Мы мирные люди, но наш бронепоезд

      Стоял, стоить и будеть стоять…

      Мы вам покажем Кузькину мать!..

      (Выступление тов. Н. С.Хрущёва на Генассамблее ООН, под стук снятым с ноги туфлем по трибуне.)

      Спорить не буду – речь дорогого Никиты Сергеича в том приснопамятном собрании была, понятное дело, длиннее, чем тут у меня записано по памяти, но за передачу смысла в точности ручаюсь. Даже помню, как переводчик, слегка обалдев, нашёл всё же выход из положения.

      We’ll show you… мэ-э… mother of Kuz’ma!..

      Чем и заставил разноцветных, разнополых и разно-одетых представителей остальных пяти шестых суши Земного шара тяжело и опасливо призадуматься о том, кто ж такая эта загадочная Кузьма, почему её маму обещают им всем показать, и чего вообще демонстрацией чьей-то мамы рассчитывает добиться барабанящий по трибуне туфлем этот тучный и лысый жлоб в дорогом, отвратительно сшитом костюме?

      Для меня лично эта самая мать Кузьмы оборачивалась у нас в институте военно-морской кафедрой, на которой уходящий вот-вот в отставку по возрасту капитан первого ранга, с лицом перманентно голодающего ребёнка, изборождённым морщинами и тупым, читал нам лекции на тему «Построение полка в ситуации атомной обороны», или «Почему наш советский флот лучше ихнего американского».

      С атомной обороной всё было понятно и без лекций. Армянское Радио давно уже объяснило, что в такой ситуации следует делать: завернуться в белую простыню и медленно ползти в сторону кладбища.

      По лицу каперанга, однако, было сходу понятно, что Армянское Радио, и вообще всякое радио, кроме чёрной тарелки Совинформбюро, или как оно там сегодня у нас именуется, он не слушает. И читает только уставы: строевой, гальюнной и камбузной службы.

      То ли дело наш общий любимец, декан нашего курса Иван Степаныч!

      Орёл!..

      Или этот, как его… альбатрос!

      Загорелый, моложавый,

4

В каждом институте, на любом заводе и в учреждении имелся такой филиал КГБ, с отставными полковниками и майорами.