Удивительные дети (сборник). Виктор Голявкин

как-то стало неловко, что я весь этот разговор об отце и матери затеял, тем более он мою голову, наверное, в виду имел, а не отцовскую.

      Мы зашли в пионерскую комнату, и Санька показал мне дневник отряда, где он написал:

      «С десятого числа началась наша замечательная жизнь в лагере. Мы долго ждали, когда начнётся эта замечательная жизнь, и вот нас привезли в автобусах, и она началась. Ура! Наступил этот день!..»

      – Да хватит тебе читать, – сказал Санька, – пойдём, лучше я тебе другое покажу…

      Он водил меня и всё показывал.

      В кружке «Умелые руки» стояли яхты, швертботы, игрушки, сделанные ребятами. Разные вышивки, сделанные девчонками, разные полочки, выпиленные лобзиком. Там было много замечательных рисунков. И был круглый шарик, сделанный из дерева. Санька сказал, что этот шарик выточили из громадного куска дерева, и именно этим он интересен. Трудней всего, наверно, было сделать этот шарик. Такой гладкий, круглый, только вот никто не знает, что он из такого громадного куска дерева. Если бы Санька мне не сказал, я бы и не знал об этом. Какую-нибудь дощечку рядом с шариком прибили бы, а на дощечке написали, что этот шарик выточен из громадного куска дерева…

      Там были: стамески, лобзики, свёрла, клещи, пилки – все эти инструменты были прикреплены к большим щитам, а под каждым инструментом табличка с названием. У меня прямо глаза разбежались, глядя на эти инструменты.

      Было там ещё много разных диковинных вещей, даже куклы для кукольного театра. Этих кукол, оказалось, тоже сделали сами ребята.

      – Чего это меня в лагерь не послали – понять не могу! – сказал я.

      И сразу испугался, что он опять про мою голову начнёт распространяться, что во всём голова виновата, и говорю:

      – Я не знал, а они не послали…

      – А где твоя голова была? – говорит Санька.

      – Нигде, – говорю, – не была, какое твоё дело!

      Он засмеялся и больше про мою голову не стал распространяться.

      Мы с ним пошли в клуб. Он влез на сцену и крикнул:

      – Представление начинается! – И начал так кривляться, прыгать и такие строить рожи, что я даже захлопал. Он поднял много пыли, но всё продолжал плясать и строить рожи, пока не устал, а потом спрыгнул вниз и сказал:

      – Наверное, я всё-таки артистом буду…

      Мы вышли на воздух.

      В лагерь входили «войска». Бил барабан. А впереди несли знамя.

      Кто-то крикнул:

      – Глядите! Хе-хе! Болтун-то в нашем лагере объявился!

      И я увидел длинноносого. Который там, в лесу, сказал, что язык мой, как мельница, треплется…

      Все разбежались по лагерю, а этот мальчишка ко мне подбежал.

      – Болтун, – говорит, – опять здесь!

      Недолго думая, схватил я его за рубашку, и он меня за рубашку схватил. И мы вместе покатились по траве.

      Санька кинулся нас разнимать, но мы крепко друг другу в рубашки вцепились.

      Кое-как нас разняли.

      И вот мы стоим друг перед другом в своих разорванных рубашках, а вокруг нас почти весь лагерь стоит.

      Какая-то девушка говорит:

      – Чей это ребёнок?

      Все молчат.

      Выясняется, что я тут совершенно