Удивительные дети (сборник). Виктор Голявкин

ушёл, и опять вышел Санька.

      Я памятник себе воздвиг нерукотворный! —

      заорал он сразу.

      К нему не зарастёт народная тропа!..

      Он прочёл всё стихотворение с вытаращенными глазами, и все остались довольны. Все просили ещё что-нибудь исполнить, а когда появился вожатый, некоторые зрители даже засвистели. Они ни за что не хотели Саньку отпускать, и он рассказал сказку писателя Козлова в своём изложении. Опять все захлопали и не хотели его отпускать. Но тут опять на сцене появился вожатый и, не обращая внимания на недовольство зрителей, всё-таки Саньку увёл.

      На сцену выбежали девчонки в костюмах матрёшек.

      Сзади шмыгали носом. Я обернулся и увидел того самого мальчишку-рыболова. Он меня тоже узнал и к губам палец приложил, чтоб тише. А рыбой от него пахло – жуть! Он ведь её всё время за пазуху пихал. Может, и сейчас у него там кой-какая рыба есть…

      Матрёшки подняли клубы пыли, но, несмотря на это, ещё сильнее застучали ногами, как будто хотели всю пыль выбить окончательно.

      После но́мера матрёшек зрители опять стали вызывать Саньку, а матрёшки думали, их вызывают, радостные, выбежали на сцену и ещё раз сплясали. Третий раз они уже не стали плясать – наверное, поняли, что это не им аплодируют. Видно было из-за занавеса в глубине сцены, как вожатый упрашивает Саньку выступить, а он ломается. Наверное, обиделся, что ему вначале не дали выступить. Но в конце концов Санька вышел, оглядел всех, подмигнул кому-то (наверное, мне) и крикнул:

      – Концерт пляски!

      И стал плясать так, что первые ряды встали со своих мест и отошли в стороны к стенам – он поднял столько пыли, что даже двадцать сестёр Трендафиловых не смогли бы этого сделать. Некоторые стали чихать и кашлять. Способный всё-таки Санька человек, ничего не скажешь! Кончив плясать, он сразу, даже не отдышавшись, запел новую песню. Он, видимо, боялся, что ему не дадут ещё раз спеть. Песня была о том, как любимая провожала на войну солдата, и когда доходило до слов «руку жала, провожала…» – Санька подбегал к самому краю сцены, даже казалось, он может свалиться вниз, и протягивал зрителям обе руки в крепком пожатии. В этом месте некоторые почему-то смеялись, но Санька на таких людей никакого внимания не обращал (не такой он был человек!) и спел до конца всю песню.

      Когда он закончил, раздался прямо гром аплодисментов, Санька подождал, когда все успокоятся, и сказал:

      – А сейчас я вам прочту стихи собственного сочинения, которые называются «Да здравствует лето».

      Да здравствует лето,

      Да скроется тьма!

      Да здравствует это,

      Но не зима!

      Нет, лучше я буду купаться,

      Чем с горки на лыжах кататься!

      В траве лучше буду валяться,

      Чем на морозе болтаться!

      Послушайте, люди, меня,

      Послушайте лучше поэта,

      Своими стихами звеня,

      Я славлю не зиму, а лето!

      Но если попросят меня,

      Прославить не лето, а зиму.

      То я, ничего не тая,

      Своими стихами звеня…

      В этом месте Санька остановился и сказал:

      – Тут у меня как бы обрывается…

      Все