Сборник 333. Три повести и тридцать три рассказа. Валерий Мит

закрыл руками лицо – не хотелось, чтобы Эдмунд видел моих слёз.

      И ведь уже ничего не изменишь, снова подумал я. Всё, что можно было исправить, осталось где-то там, далеко в прошлом, там, где остался мой друг.

      И я, больше не сдерживаясь, зарыдал – зарыдал в голос от полного бессилия и жалости к себе.

      – Ну, ну, Володя, всё пройдёт, – услышал я голос Эдмунда. – Через недельку будешь как новенький, – добавил он, похлопывая меня по плечу.

      *

      Я открыл мокрые от слёз глаза и понял, что нахожусь в своей палате.

      Шторы были занавешены, и я не сразу заметил силуэт, неподвижно застывший рядом с моей кроватью.

      Приглядевшись, я понял, что это Лиза.

      – Вы очень беспокойно спали, Владимир Михайлович, – тихо сказала она. – Кричали во сне, потом плакали. Вам, наверное, приснился очень плохой сон. Я даже собиралась вас разбудить.

      – Да, Лиза, – ответил я, – ужасный сон, в нём я снова пережил смерть своего лучшего друга.

      – Бедненький, – сказала она, садясь на краешек кровати, рядом со мной и доставая носовой платок из кармана своего больничного халата. – Возьмите, вам нужно вытереть слёзы.

      Я взял платок, невольно коснувшись её руки.

      Может быть, мои недавние переживания добавили мне чувствительности, или, быть может, я чувствовал себя очень одиноким, но я испытал лёгкое волнение, которое она, похоже, заметила.

      – Давайте я вам помогу, у вас всё лицо мокрое, а вам не видно, – сказала Лиза, взяла из моей руки платок и, наклонившись, почти касаясь меня своей грудью, сосредоточенно вглядываясь, вытерла сначала глаза, потом щёки, а затем и лоб, покрывшийся испариной от уже нешуточного возбуждения.

      Да что же это такое, думал я, невольно в своём воображении снимая с неё больничный халат. Под ним, как мне показалось, больше ничего не было.

      Нужно немедленно встать, сказав, что мне нужно в ванную комнату, думал я. Необходимо немедленно это прекратить, ведь она на двадцать лет меня моложе.

      Но встать я уже не мог.

      Если бы я встал, откинув одеяло, то сразу бы на виду оказался мой окаменевший пенис.

      Она же, закончив с моим лицом, посмотрела ниже. Увидев бугорок на моём одеяле, она улыбнулась.

      – Тут у вас, Владимир Михайлович, странное уплотнение, – сказала она, нежно погладив верхушку этого бугорка, – мне нужно немедленно вас осмотреть.

      – Лиза, – начал я, запинаясь, не представляя, что я хочу сказать. – Вы же знаете, я женат, и я значительно старше… и кроме того…

      – Ах, Владимир Михайлович, – мне на ушко проворковала она, – вы взрослый человек, а женщин не знаете. В определённый момент нам это абсолютно все равно, а иногда, даже наоборот…

      И она пуговку за пуговкой медленно расстегнула свой белоснежный халат, под которым и в самом деле ничего не было…

      Я больше не мог сопротивляться.

      Я не хотел быть один.

      Я успел с улыбкой подумать об Эдмунде.