Тайны коттеджного поселка. Наталья Владиславовна Петрова

сползла ему на глаза.

      – Ни патронив, ни гранат… ничого не залишилося (не осталось)… – сокрушенно пробормотал третий, по возрасту примерно такой же, как и первый, только коренастый, с густыми пшеничными усами. Он еще раз внимательно осмотрел пустую пулеметную ленту и откинул ее в сторону, – що будемо робити, хлопци?

      Первый мужчина промолчал, только нахмурился и крепче сжал в руках штыковую винтовку.

      – Все зрозумило… – вздохнул усатый и поднял глаза в небо, – эх, як же не хочеться вмирати. Хочеться жити, а ще хочеться исти. Я б зараз шматок хлиба зъив, да з молоком, – мечтательно произнес он.

      – А я бы борща навернул, да с лучком зеленым, да под рюмочку, – поддакнул ему широкоплечий, – а потом и помереть было бы не жалко…

      Парнишка испуганно переводил взгляд с одного мужчины на другого.

      Издалека доносились звуки взрывов, там шел бой.

      – Эх, зараз би до своих пробратися, – с сожалением произнес усатый, – так не можна, окопи зруйновани (разрушены).

      – Слушай, Митька, меня внимательно, – вдруг строго произнес первый солдат.

      При звуках его глухого голоса парнишка вздрогнул и часто-часто заморгал.

      – Заберись в окопе под завал и притворись мертвым. Как только бой закончится, и немцы уйдут, проберешься к нашим.

      – А вы? – пересохшими губами прошептал паренек.

      – А что мы? Мы еще повоюем! Да, Опанас? – посмотрел Кондрат на усатого украинца.

      – Звичайно повоюемо, – кивнул головой тот, – фашисти прокляти… село спалили, всих повбивали… я цих гадив голими руками буду душити… помщу за жинку, за диток, – со злостью приговаривал он, перебирая ружья со штыками.

      – Не говори так, Опанас, нельзя, – строго сказал Кондрат, – да, дом сожгли. А вот жену и детей твоих убитыми никто не видел. Может, они спаслись. Так что не хорони свою семью раньше времени, грех это. Ты их еще найдешь, главное верь в это!

      – Я вирю, Кондрат, вирю! Я их обовязково знайду, якщо сам живий залишуся (останусь)!

      – Вот и славно! Ну, что мужики, давайте попрощаемся! Если что не так, простите меня, – с этими словами Кондрат потянулся к Митьке.

      – Нет! – закричал мальчишка и отпрянул от мужчины. – Не буду я с вами прощаться! Я тоже в бой пойду!

      – Я тебе пойду! Я тебе сейчас так пойду! – пригрозил ему Кондрат, – эх, я дурак, надо было тебя еще в прошлом году в тыл отправить, а мы с командиром остаться разрешили. Сгубили малое дитё, никогда себе этого не прощу.

      – Никакое я не дитё! – обиделся Митька, – и не трус! Я прятаться не буду! Я сюда воевать пришел. У тебя дядь Кондрат, все живы. У тебя, дядька Опанас, семья еще сыщется. А я совсем один… на батьку похоронка еще в сорок первом пришла, маманю с сестрами и тетку на моих глазах фрицы расстреляли за то, что коров отдавать не хотели… все село сожгли… больше у меня никого нет, только вы, – голос его дрогнул, но мальчишка закусил губу.

      Опанас с Кондратом переглянулись, затем Опанас посмотрел