Век императрицы. Натали Якобсон

это не то, что способно удовлетворить мою жажду, – как можно более дипломатично пояснил я и тут же вспомнил про общество теней. Нет, я не был таким кровожадным подлым существом, как они, но и безобидным созданием меня тоже назвать было нельзя.

      – Предпочитаешь что-то более крепкое? – она, изучающе, посмотрела на меня.

      – Предпочитаю не хмелеть больше вообще после одного долгого пиршества, – мне вспомнились одиночество, вино и расторопный вороватый слуга, которого забыли захватить с собой беглецы. Я не хотел больше пить в одиночестве, без всякой надежды забыться от вина, ведь мой разум не хмелел.

      – Но ты ведь не монах, – она долго изучала взглядом мою одежду, вышивку мелким жемчугом по черному бархату камзола, пышные манжеты, перстень с печаткой на руке. – И не аскет, – прибавила она после раздумья.

      – Нет! Я господин Смерть, пришедший затушить свечу твоей жизни, – я попытался придать голосу театральную наигранность, но фраза прозвучала пугающе. В голосе раздалось тихое шипение, на миг заглушившее гадкий смех за окном.

      – А горит ли эта свеча? – вполне серьезно спросила Флер. – Помнишь, на маскараде ты сам решил, что я мертва. Ты попытался предсказать мою судьбу и не смог.

      – Предсказатель, – я попытался усмехнуться. – Это был всего лишь костюм. С чего ты взяла, что я умею предсказывать судьбы, я всего лишь, как тать в ночи, незаметно пробираюсь в чью-то спальню, чтобы затушить свечу жизни и ощутить удовлетворение по завершению работы.

      – Или отсечь чью-то голову, – внезапно предположила Флер.

      – Что? – я старался не смотреть ей в лицо, а куда угодно: на искристые пузырьки в бокале, на тарелки с засахаренными фруктами и кусками пирога, на фестоны на скатерти. Лучше пытаться различить в снежной метели силуэты смеющихся духов, чем смотреть в глаза жертве и признаваться в том, что я – ее судьба. Я ощущал себя законченным лицемером.

      – Я очнулась от звуков колокола и увидела, как ты занес надо мной шпагу. Что я могла о тебе подумать? – Флер нахмурилась.

      – Думай, что хочешь. Выбери себе любое объяснение и придерживайся его. Как бы плохо ты обо мне не подумала, твое предположение все равно будет милосерднее правды, – я хотел отпугнуть ее от себя и тем самым спасти, но она только усмехнулась, так искренне, будто мне, действительно, удалось ее развеселить.

      – Ты куда лучший актер, чем все мои партнеры, – вдруг заявила она.

      А спектакль, в котором я играю, длится столетия, с тех самых пор, как я впервые обнаружил, что не похож на других людей, что духи, незримо витающие среди воздушных масс, готовы выполнить любые мои приказы. Сколько раз мне приходилось менять роли с тех пор? Я был и узником, и беглецом, и развенчанным героем, и властителем мира. И все эти роли были всего лишь маской, за которой пряталось неземное крылатое существо.

      – Я бы никогда не стал твоим партнером в спектаклях, – после долгой паузы проговорил я только для того, чтобы поддержать разговор.

      – Конечно, вы, аристократы, слишком горды, чтобы играть