Наследники Рима. Все романы цикла «Божественный мир» в новом и полном издании. Борис Толчинский

фарс. А ты и клюнул!

      Такая мысль не приходила Круну в голову.

      – Дьявол! – пробормотал он. – София тоже говорила, мол, я поддался на какую-то провокацию.

      Варг рассмеялся.

      – Во имя Донара, это мне нравится! Хоть в чем-то мы сошлись с твоей Софией, отец!

      – Этого не может быть. Не может быть, я сказал! София Юстина искренна в своем стремлении подружиться с нами. Будь иначе, я бы понял…

      – Ты сам, отец, учил меня не верить коварным улыбкам амореев. Да что с тобой? Какая может быть дружба между господами и рабами? Разве кто спорит, что Юстина очень красива и умна? Тем более она для нас опасна! О, боги, да что сделать, чтобы ты понял, какие люди окружают нас, отец?

      «Этого не может быть. Этого не может быть. Этого уже не может быть никогда», – стучало в висках у Круна, и он не слушал, что говорит ему сын.

      * * *

      – Как я устала, кузен, – жаловалась София, пока карета кесаревича катилась ко дворцу Юстинов. – О, неужели этот день уже кончается? Хвала великим богам… Я хочу в постель. Никакой политики больше – только постель!

      – Вовремя я появился, – сказал Эмилий. – Хотел бы я знать, какая муха укусила Кимонова сына! С чего это он так распоясался?

      – Ставлю тысячу империалов, кузен, муху зовут Корнелий Марцеллин.

      – Твой дядя?! – изумился кесаревич.

      – Тебя это удивляет? Мой дядя не гнушается водить дела с подобным сбродом. Недаром он глава фракции популяров в Сенате.

      – По-моему, ты заблуждаешься, Софи. В чём его интерес?

      Превозмогая усталость и боль в ступнях, София принялась объяснять Эмилию то, что для неё казалось самоочевидным.

      – Мой дядя Марцеллин мечтает о кресле первого министра, так? Я – тоже мечтаю. У меня больше шансов. Однако если дяде удастся скомпрометировать меня… Теперь ты понял?

      – Не могу поверить, Софи. Твоя репутация безупречна – что может изменить какой-то фотоснимок? Все поймут, что это подстроено твоими недругами. Да и в чём твой грех на этом снимке?

      София Юстина не смогла сдержать улыбку.

      – Твоё счастье, кузен, что ты Фортунат. В политике ты наивен, как дитя… К тому же, я не настолько безупречна, как тебе кажется.

      Тут она рассказала ему историю с дневной погоней на озере Феб.

      – Никто не сможет доказать мою вину, – заметила София, – но с тех гидромобилей, что гнались за мной, наверняка видели знак Юстинов на дверцах и символ Пегаса на носу моего корабля. Если начнется расследование или, того хуже, узнает дядя…

      – Я постараюсь помочь, – задумчиво молвил Эмилий. – Ты права, я Фортунат, я могу сказать то, что не позволено политику – в самом деле, какие интересы в суетной политике могут быть у отпрыска священной династии?

      София рассмеялась и поцеловала кузена в щеку.

      – Ты настоящий друг, Эмиль.

      – И всё же больше так не попадайся, – пробормотал кесаревич.

      – Ну, что ты! Я чту наши законы