Если любишь – отпусти. Таня Винк

пижамную сорочку, то разглаживал складки на одеяле. Эля на него почти не смотрела – она разговаривала с майором, с замиранием сердца прислушиваясь к происходящему в ней. Однако о том, что творилось в душе, знала только она сама. Врач же Элла Михайловна, воплощение серьезности, в белом халате, колпаке, из-под которого едва выглядывали короткие вьющиеся волосы (она постриглась еще в эвакуации, во Фрунзе: вши одолевали, а после этого уже и не отращивала), внимательно слушала жалобы больного, ловя себя на мысли: «Какие у него голубые глаза…»

      Уходя, Эля попрощалась со всеми, а голубоглазому кивнула. Кивнула и отвела взгляд, а через две недели, провожая из роддома очередную мамочку, увидела в вестибюле невысокого стройного мужчину в темно-сером элегантном макинтоше и широкополой шляпе – ну прямо американский актер из трофейного фильма, к тому же с огромным букетом роз.

      «Наверное, забирать кого-то пришел», – подумала Эля: она не узнала в «актере» голубоглазого и продолжала наставлять мамашу.

      Аня пеленает младенца, он уже превращен в белый кокон, перевязанный красными ленточками, мамаша с умилением смотрит на Элю и дрожащим от волнения голосом спрашивает:

      – А мой муж может взять ее на руки?

      – Конечно, он уже не только муж, он отец, – Эля улыбается, – отец должен брать дочь на руки каждый день, это очень важно и для него, и для нее. Отец должен разговаривать с ней, должен читать сказки, петь песенки, рассказывать о том, как прошел день.

      – А не рано?

      – Нет, не рано, – отвечает Эля и не добавляет, дабы не огорчить, что все это надо было делать, когда малышка еще в утробе была.

      Потом Юра не раз вспоминал, что именно тогда она его окончательно очаровала. Очаровала тем, как нежно произнесла «отец»; очаровали ее глаза, улыбка, вся она его очаровала, и он пал к ее ногам.

      – Добрый день, вы меня помните?

      Сердце Эли екнуло – глаза! Она их помнит…

      – О, я вас не узнала, решила, это кто-то ребенка пришел забирать, – тараторила Эля, чтобы скрыть смущение.

      – Меня зовут Юра. Это вам, – он протянул ей букет.

      – Мне? – удивилась Эля, краснея. – Ну что вы… Зачем? – Она быстро осмотрелась.

      Аня и еще две медсестры пялились на нее с нескрываемым любопытством и не отвели глаз, даже когда она выразительно нахмурилась.

      – За то, что вы меня сразили наповал. Простите, я не мастер красиво говорить. – Он умолк, и лицо его залила краска.

      Изумленная до крайности, с бешено бьющимся сердцем, Эля взяла букет и почувствовала щемящую боль – надо же, он смутился, как подросток.

      – Какие прекрасные цветы, – она понюхала розы, – спасибо. – Она улыбнулась. – Значит, я вас сразила?

      Он кивнул:

      – Наповал.

      – Что я должна сделать, чтобы вы встали?

      – Позвольте проводить вас домой.

      – Я не знаю, когда освобожусь.

      – Не важно, я готов ждать.

      Эля прищурилась:

      – Послушайте,