Записки и воспоминания о пройденном жизненном пути. З. Г. Френкель

её, ученик 4-го класса, был очень любознательный и, по существу, способный мальчик. Занятия с ним оплачивались довольно скромно, но мне они доставляли удовлетворение понятливостью ученика и быстрыми его успехами в школе после занятий со мною. Именно в связи с этими его успехами я получил предложение от профессора Б. Кербера[29] заниматься с двумя его сыновьями, учениками 2-го и 4-го класса, сильно отстававшими по многим предметам в школе. В качестве гонорара мне была предоставлена комната и питание: утром кофе подавался мне в мою комнату, а обед и ужин были за общим столом с семьёй профессора.

      Профессор Кербер долгое время, до занятия кафедры судебной медицины и гигиены в университете, был врачом на одном из наших военных кораблей. Поэтому он более или менее владел русским языком. Кроме него, однако, никто в семье ни слова по-русски не знал. Весь уклад жизни и обиход определялись и направлялись в доме женой профессора, дочерью пастора, который тоже был профессором теологического факультета в том же Дерптском университете.

      Быт, отношения, все разговоры и общение были типичными для немецкого мещанства: с пересудами, кто у кого был в гостях, что там подавали к ужину и тому подобные Theeklatsch (чайные сплетни). Никакое отступление от общепринятого – в костюме, во взглядах, в высказываниях не допускалось. Всё это подпадало под определение Unanständig (неприличие).

      Оба мои ученика, старший – юноша лет 14-ти, и младший – лет 11-ти, были изрядно избалованными лентяями и проказниками, но внешне всё прикрывалось у них впитанною с раннего детства привычкой к условному приличию. Сколько помню, что-то около года я занимался с ними, У нас сложились в общем недурные отношения, но я всё же не видел у них пробуждения живой любознательности и естественной правдивости, отвращения ко лживому внешнему благополучию и замазыванию действительности приличиями. Сам профессор Кербер был, насколько я имел возможность убедиться, достаточно умудрённый жизнью человек. Он с уважением относился к политическому свободолюбию и вольнодумству других, и то обстоятельство, что я был из Москвы выслан, в его глазах меня не роняло, а скорее поднимало. Однако внешне он полностью подчинял всё своё поведение принятому мещанско-протестантскому укладу, которому строго следовала хозяйка дома – фрау профессор Кербер.

      Ровно в 4 часа, минута в минуту – звонок к обеденному столу. Я приходил, здоровался с хозяйкой и гостями, если в данное время они были. Обмен стереотипными вопросами о погоде, о здоровье. Открывалась дверь кабинета, где обычно работал профессор. Поздоровавшись со всеми, он подходил к своему месту. Все вставали и в благоговейном молчании внимали молитве, которую громко и отчётливо своим низким басом читал хозяин:

      Gott im Himmel Sei unser Gast

      Segne uns und was du uns gescheret Last…

      Только после этого все садились и принимались за еду. Начинался обычный обеденный разговор под управлением всё замечающей и на всё реагирующей фрау профессор Кербер, командующей горничной

29

В своих воспоминаниях Вересаев пишет о Кербере: «Это был тупица анекдотический, почти невероятный на профессорской кафедре» (Вересаев В. В. Указ. соч., стр. 367).