Сновидец. Тихон Стрелков

заранее знала, что я останусь ночевать? И что же меня выдало?

      – Просто женская интуиция, – улыбнулась Брук.

      – Ну-ну. Сколько тебе лет? – спросил я.

      – Шестнадцать. Только не говори, что я похожа на ребёнка, а то терпеть это не могу.

      – И не собирался. Ты наоборот не по-детски красива, – я почувствовал, как мои уши горят. Я не собирался ей делать такие очевидные намеки.

      Она подошла ко мне почти вплотную, поцеловала меня в щеку и шепнула:

      – Очень приятно слышать.

      Я стоял как вкопанный. От поцелуя у меня по щеке будто бы прошёл электрический заряд. От неё пахло клубникой. Или малиной. Неважно. Мне это очень понравилось, вот что важно.

      Усевшись на диван, я представил Брук без одежды. Она одна из тех девчонок, от которых у меня постоянно учащается дыхание. С ними не просто, зато всегда приятно.

      – Она станет моей первой девушкой, – сказал я, но стены ответили лишь тишиной.

      Потом мои мысли пошли в другом русле. Я подумал о семье… Такое чувство, что я их очень давно не видел… Стоп. Если брать во внимание год в капсуле времени, получается, я не видел родителей больше год. Мне стало грустно, и нахлынули воспоминания.

      Я качаюсь на качелях, грустно шмыгая носом. Вокруг никого. Лишь бабочки в танце кружат неподалеку, да шмели жужжат в стиле «пчелорок». В тот день мне исполнилось семь лет. Мама с папой обещали отвезти меня в Диснейленд, но у них появились срочные дела.

      – Вы мне обещали! – кричал я всего час назад. – А слово своё надо держать!

      – Лукас, у папы срочные дела. От этого зависит вся его карьера, – сказала мама, гладя меня по голове.

      Но это не успокаивало, чувство обиды росло внутри меня. Я чувствовал, себя тем, кого предали, безжалостно обманули, потехи ради. Поэтому я убежал из дома и оставил записку:

      «Не ищити миня! Лукас»

      Конечно, мама с папой тут же бросились на поиски. Я тем временем продолжал сидеть на качелях, мне было так грустно, что я даже не заметил подошедшего ко мне человека. Он уселся подле меня на вторые качели и весело начал раскачиваться.

      – Чего грустишь? – с заметной ухмылкой спросил он.

      – А вам-то чё?

      – Ты прав мне нет до этого дела. Ну, так все-таки, почему ты грустишь?

      Такая незамысловатая речь побудила меня к откровению. Я выложил ему всё как есть. Он слушал внимательно, и когда я закончил, минут пять вообще ничего не говорил.

      – Это ведь неправильно, не держать своего слова, да? – спросил я, чтобы нарушить тишину. – Не правильно ведь?

      Он продолжал молчать. Потом вдруг встал и пошёл прочь. Мне это не понравилось, и я поспешил за ним. Догнав его, я упер руки в бока и встал напротив.

      – Эй, куда вы? Я думал, вы хотите услышать мою историю… – начал я.

      – Я её услышал, – он говорил медленно и рассудительно. – А сейчас мне пора.

      – Вы не хотите мне сказать, что вы об этом думаете? – спросил я, запинаясь.

      Он внимательно на меня посмотрел. До сих пор помню этот пронзительный взгляд.

      – Когда