Амулет Золотого Льва. Владимир Андреевич Жариков

простите, люди добрые! – она смутилась и быстро скрылась в избе.

      Емеля проводил нас в горницу, где мы уселись за широкий дубовый стол. С печки за нами с интересом наблюдали две пары любопытных глаз. Глаза принадлежали двум девчонкам, очевидно близняшкам, октябрятского возраста. Лешек состроил им рожу и глаза спрятались в дальнем углу.

      – Чего испугались, дурехи? – пристыдил их Емеля. – Дядя пошутил, он добрый.

      Мордашки снова показались из темноты, но пойти на контакт пока не решались. Вошла Марьюшка, уже в повойнике.

      – Это наши младшие, – пояснила она, – Муська и Дуська. Покамест тушуются. Ничего, пообвыкнут, прибегут, еще не отвяжутся. А старшой наш, Степан, в университете еще, допоздна учится.

      На столе в мгновение ока появились картошка с грибами, моченые яблоки, домашняя колбаса, сало и кувшин с вином.

      – На мага учится? – поинтересовался Лешек.

      – Не, он у нас прагматик, – ответил Емеля. – По коммерческой части. Ни механиком не захотел стать, ни чародеем… А Марьюшка моя знаете кто?

      – Ой, да прекрати, Емеля, – хозяйка опустила глаза и залилась румянцем.

      – Да ладно, чего там, все свои. Царевна она у меня, так-то вот. Бывшая только. А вообще, царская дочь, правда-правда.

      Вино и впрямь оказалось отменным. Мы выпили за знакомство, за хозяйку-царевну, за хозяина-изобретателя.

      – Скажи, Емеля, – спросил я, – зачем тебе понадобилось строить махолёт? Это же тупиковый путь развития авиации.

      – Вы, как я погляжу, люди приезжие, судя по одежке, по выговору, да еще потому, что помочь мне взялись. Многого, наверно, из тутошних дел не знаете.

      – Не знаем, – подтвердил я. – Но очень хотели бы знать.

      – То длинная история, долго сказывать.

      – А мы не торопимся. Если только вас стесняем, так можно и в сарай… То есть в мастерскую перебраться.

      – Ничего-ничего, – поспешила заверить Марьюшка. – Мы гостям всегда рады, а уж Емеле-то выговориться ох как хочется.

      Мы пропустили еще по стаканчику чудесного вина и уставились на Емелю. Тот покряхтел немного, собрался с мыслями и начал свой рассказ.

      – Поймал я раз в проруби щуку. Совершенно случайно. Черпанул ведром, а она – вот она, из ведра выпрыгнула, здоровая, однако, на льду трепыхается, а в прорубь назад попасть не может.

      – Ну и что мне, – говорю, – с тобой прикажешь делать? На сковородку кинуть? Или в суп?

      А она молчит, как рыба об лед, хвостом только тук, да тук.

      – Ладно, уж, – говорю, – ступай себе с Богом. Не стану из тебя уху варить, да и пост к тому же нонче. А у тебя, небось, щурята малые.

      Взял ее на руки и отпустил в прорубь. Подхватил я ведра с водой, иду домой и словно слышу голос в голове:

      – За то, что пожалел ты меня, Емеля, отплачу я тебе сторицей. Я ведь не простая щука, волшебная…

      – Ага, – перебил я рассказчика. – Скажи только «по щучьему велению», и любое желание твое исполнится…

      – Не мешай, – осадил меня Вольф. – Что дальше-то?

      Лешек и Лева слушали, разинув