Маргарита Валуа: Прелестная ювелирша. Любовница короля Наваррского. Понсон дю Террайль

запирает дверь на засов.

      – Свое сердце! – ответил Ноэ.

      – Однако… – снова начала было Паола, пытаясь взять строгий тон.

      Но Ноэ, не смущаясь, продолжал:

      – Быть может, мне еще не скоро придется снова застать вас наедине, а потому я непременно теперь же должен сказать вам, что люблю вас! О, как вы прекрасны!

      – Боже мой, – смущенно бормотала Паола, не зная, что ей делать. – Отец может прийти с минуты на минуту… Этого еще недоставало! – с тревогой крикнула она, видя, что Ноэ опускается пред нею на колени. – Ведь на окнах нет ставен, могут увидеть… Так идите хоть сюда! – с отчаянием сказала она, увлекая Ноэ в маленькую комнатку, смежную с лавочкой и обставленную с большой роскошью. – Знаете ли вы, сударь, – продолжала она, стараясь суровым тоном замаскировать ту радость, которая против воли вспыхнула у нее на сердце при виде того, как Ноэ снова опустился пред нею на колени и нежно обвил ее стан, – знаете ли вы, что ваше поведение переходит все границы?

      – Я люблю вас! – ответил Ноэ, взяв ее руку.

      – Но бегите же прочь, безрассудный! – сказала она, не отнимая, однако, своей руки у Ноэ.

      Последний не успел ответить ей что-либо, как в дверь лавочки сильно постучали и чей-то голос крикнул:

      – Паола! Годольфин!

      – Боже мой! Отец! – растерянно шепнула Паола. – Если он застанет вас здесь, он убьет вас!

      Она взволнованно оглядывалась по сторонам, разыскивая какую-нибудь норку, в которую можно было бы спрятать смелого влюбленного. Наконец, когда с улицы вновь послышался отчаянный стук, она втолкнула Ноэ в свою уборную и побежала открывать дверь, шепнув:

      – Не шевелитесь, иначе вы погибли!

      XI

      Если бы Рене не был сам так расстроен, он непременно заметил бы, как бледна и взволнована его дочь. Но теперь он только сердито буркнул:

      – Что ты, спала, что ли? Не можешь поторопиться…

      – Я не спала, – ответила девушка, – просто я боялась, потому что Годольфина нет дома.

      – А куда провалился этот бродяга, нищий?

      – Он пошел к портному за вашим парадным платьем.

      Рене бросил на прилавок плащ и шляпу и, пройдя в комнату дочери, сердито уселся там в кресло. Паола с бьющимся сердцем подвинула свое кресло к двери уборной.

      – Черт знает что такое, – сказал Рене, угрюмо осматривая дочь. – Ты разодета, словно принцесса. Неужели надо разодеваться в пух и прах, чтобы торговать духами?

      – Что же мне, нищенкой одеваться, что ли? – недовольно возразила Паола.

      – Не нищенкой, но согласно твоему положению!

      – Кажется, я – ваша дочь!

      – А что я такое? Жалкий торговец парфюмерией.

      – Полно, отец! Разве я не знаю, что вы очень богаты, так богаты, что давно могли бы бросить все это и зажить барином в собственном дворце. К тому же вы дворянин. И я совершенно не понимаю, что мешает вам жить согласно своему званию, придворному положению и состоянию, что мешает вам выдать меня замуж за знатного дворянина!

      – Проклятие! – крикнул Рене. – Да ты хочешь, видно, убить своего