Опускается ночь. Кэтрин Уэбб

и стянутый на затылке. Волосы собраны в узел так, что ни один волосок не выбивается наружу. Это делает Паолу строже и старше ее двадцати двух лет; испытания, выпавшие на ее долю после смерти отца Якопо, тоже не прошли бесследно. Она качает головой. – Если ты не сможешь работать – нам конец.

      Этторе не припомнить, когда в последний раз слышал в голосе сестры испуг.

      Стоит Этторе лечь, как комната вновь начинает вертеться у него перед глазами, и ему приходится сомкнуть веки, чтобы остановить эту круговерть.

      – Ну конечно смогу. Как я сюда добрался?

      – На спине Пино. Он волок тебя всю дорогу от Валларты.

      – Пино – настоящий бык. Я могу вернуться и доработать день. Мне уже гораздо лучше.

      – Вернуться сейчас? – Паола вычищает кровь из-под ногтей.

      – Пока светло. Еще есть время. Я проработал девять часов или даже больше, перед тем как это случилось, наверное…

      – Вчера. Это было вчера, дуралей. С тех пор ты спал. Кто знает, заплатят ли тебе за неполный день… Кровь лилась потоком, когда тебя принесли… Тебе нужен отдых. – Паола не может сдержаться, и в ее голосе проскальзывают нотки возмущения. На самом деле отдых нужен им всем.

      – Значит, я потерял целый рабочий день? – говорит Этторе, и его глаза широко открываются. Паола кивает. С тех пор как ему исполнилось десять, он не пропускал ни дня работы, если только она была. Он чувствует себя опустошенным; предателем и одновременно преданным. Снова пытается сесть, но Паола сердито останавливает его:

      – Сейчас уже слишком поздно! К тому же ты должен отдохнуть. Луна попытается раздобыть иглу с ниткой, чтобы зашить рану. – Паола разматывает перевязь и ловко перехватывает Якопо, беря его на руки. Она устало улыбается ему, и его личико сияет от удовольствия. – Как это случилось? – спрашивает она.

      – Не знаю. Я… я потерял равновесие. Задумался… о чем-то. Наверное, просто оступился.

      – Ты что-нибудь ел?

      – Немного хлеба, но без вина.

      – Жадные сукины дети! – неожиданно рявкает Паола, и глаза Якопо расширяются. Она быстро прижимает его к груди и начинает качать, уперев тревожный взгляд в потолок.

      – Паола, пожалуйста, не волнуйся. Я могу работать. Со мной все будет хорошо.

      Но Паола лишь качает головой:

      – Ты должен пойти к дяде. Попросить какую-нибудь работу полегче, пока не поправишься.

      – Не пойду.

      Они смотрят друг на друга, и Паола первая отводит взгляд.

      В течение нескольких часов Этторе просто лежит, удивленно оглядывая их комнату при дневном свете. Он видит, как солнечный луч, проникнув в единственное окно, медленно скользит по полу. Паола приходит и уходит. Она приносит ему чашку воды, потом чашку аквасале, жидкого супа, который готовится из черствого хлеба и соли, во времена изобилия в него добавляют немного оливкового масла или сыра. В супе, который она принесла, плавает моцарелла. Этторе поднимает взгляд на сестру, но не спрашивает о том, где она достала сыр, – Паола