Гамма для старшеклассников. Евгений Штиль

зверь в груди торжествующе ворохнулся, клыками пожевал обнаженные сосуды. В голос простонав, Сергей прикрыл глаза. Теперь ему стало по-настоящему жутко. Вот и не верь после этого в вещие сны. Он ведь не поверил. А почему? Потому что, подобно многим, продолжал играть в атеизм? А атеист ли он? Есть ли в мире хоть один настоящий атеист? Все ведь они зыбко и мутно во что-нибудь верили – в призраков, в науку, в судьбу, в ядерное оружие, в собственные воровские наколки… Сергей сжал пальцы, сгребая случайный снег, медлительно поднес ко рту.

      В памяти всплыл рассказ знакомого хирурга о том, как спасать порой не получается, как самим врачам становилось худо, когда вмешиваются в неположенное. По словам рассказчика, большинство медиков в итоге превращаются в законченных мистиков. Кому-то для этого хватает года, кому-то требуются десятилетия, но все так или иначе приходят к мысли, что судьба или нечто, ее подменяющее, в самом деле, управляет жизненным стартом и финишем. У благополучных красивых людей рождались детишки с многочисленными пороками, у прожженных алкашей – вырастали удивительно здоровые отпрыски. И умирали все очень по-разному, в точности исполняя составленный кем-то неведомым загадочный график. Крепкие, берегущие себя люди в одночасье сгорали от штормовых болезней, румяные да мускулистые спортсмены бились на машинах, богатые да именитые вдруг подхватывали нечто совершенно неизлечимое. При этом великовозрастные озорники из бородатых анекдотов, дымя табаком и злоупотребляя спиртным, похаживая направо и бегая налево, безо всяких стволовых вливаний, умудрялись справлять юбилеи прямо-таки в неприличные годы. Никакие очевидные правила не соблюдались, любые закономерности рушились карточными домишками. Неизменным оставалось одно: все сопричастные в той или иной степени ощущали на своих плечах железную длань Иного. В качестве примера хирург поведал свеженькую историю, когда двадцатилетняя абсолютно здоровая девушка умерла, едва забеременев. То есть даже не враз умерла, а умирала долго и непонятно от чего. Всякий раз ее откачивали, приводили в сознание, ставили на ноги, и что-нибудь снова случалось: открывалось внезапное кровотечение, отказывали почки, выскакивал нежданный тромб, а светило-хирург, поднятый с постели и спешащий в очередной раз на выручку злополучной пациентке, попадал в дорожную аварию.

      – Понимаешь, может, это новый Геббельс в ней вызревал! Или наоборот – какой-нибудь преждевременный святой. Ну, не положено было ей родить, и все тут. Три клинических смерти! Три! – приятель топырил крепкие хирургические пальцы. – Между тем, анализы были тип-топ, и плод без каких-либо отклонений, сердце отменное, анализы – блеск, словом, все как положено, а она взяла и погибла. Без объяснений и причин. Можешь мне не верить, но когда ее вскрыли, вообще ничего не нашли. Ни бляшек холестериновых, ни разрывов, ни гематом! Вроде как надоело ей с нами играть в кошки-мышки – взяла и откинулась.