Гамма для старшеклассников. Евгений Штиль

припомнил, что интервал между поездами здесь всего ничего. По ветке, соединяющей Туапсе с Адлером, составы пролетали в обоих направлениях с паузой в пять-семь минут. То есть тогда он подумал, что очнулся вовремя, теперь же подозревал, что дело обстояло совершенно иначе. Наверняка его заметили, конечно же, включили экстренное торможение, но состав – это вам не «Жигули», и положенные двести-триста метров тяжелые вагоны проскользили и проскрипели. Разумеется, был удар выдвинутого вперед поездного забрала, после чего массивные колеса успели намотать на себя человеческую плоть. Может, и хорошо, что всего этого он уже не помнил. Память послесмертия истаяла там же – в покорно оставленной за кормой жизни…

      Сергей тихо плакал. Потому что умирал. Плакал от собственной неподвижности, от бессилия что-либо изменить, от неукротимо обволакивающего холода. В голове же продолжал настукивать незримый метроном – торопливо, вторя екающему сердцу. Маятник, точно ложка, взмешивал мысли умирающего, с Санечки заставляя перетекать в вечное, а после возвращая по кругу назад. А может, это сами мысли, поплутав в космосе и заслышав плач оставленного хозяина, жалостливо решали вернуться.

      Горше нет детского плача, однако, случается, что и ему радуются. Скажем, при тех же родах… Или вот был случай у знакомых Сергея – во время давних бомбежек в блокадном Ленинграде. Месячного ребенка родители прятали в огромный валенок и уносили в убежище. Один раз под вой сирен схватили впопыхах не тот валенок, а отсутствие младенца обнаружили только в подвале. Бомбежка оказалась на редкость затяжной – родители чуть с ума не сошли от страха. В нетерпении топтались у выхода, упрашивая часовых выпустить под открытое небо. Солдатики проявили твердость – продержали несчастных до отбоя воздушной тревоги. Возвращаясь позже через груды битого кирпича, карабкаясь по руинам, родители ребенка многое успели передумать. Треть здания, в котором они жили, оказалась разрушенной, и на родной этаж они поднимались, точно инвалиды, держась за перила и стены. Еще не войдя в квартиру, услышали надрывный детский плач, который показался им слаще любой музыки.

      Сергею собственный приглушенный плач музыкой не казался. Лежа на спине, плакать неудобно – слезы растекались в стороны, сползали по вискам, начинали жить своей обособленной жизнью. Сергей чувствовал их, как насекомых, разбегающихся по коже, и почему-то даже завидовал им. Хорошо хоть настукивающий в голове метроном поубавил ритм. Отсчитываемые секунды, приникнув к земле, поползли медленнее…

      – Боже мой! Они что, не приехали?

      Он судорожно вздохнул. Кое-как переместив руку, утер глаза. Ну да, это снова была она – женщина, что звонила в службу «Скорой помощи». На этот раз она, не колеблясь, спустилась к нему по откосу. При этом пару раз поскользнулась на неустойчивых шпильках, едва не упала.

      – Как же так! – расстроено вопрошала она. – Они ведь сказали, что приедут –