За рубежом и на Москве. В. Л. Якимов

А здесь что, в Гишпании этой! Вот идем мы с тобою горами, а кто знает, может, вот за этим камнем сидит какой-нибудь головорез в коротких штанах да и ждет, пока ты подойдешь к нему поближе, чтобы ножом тебя в бок пырнуть… Тоже земелька, нечего сказать!

      – Ну, Прокофьич, – улыбнулся Яглин, – и на Москве-то у нас не совсем спокойно живется. Помнишь, как ты на курской украйне был да по дороге в Москву чуть к татарам не попал? Добро, что вовремя показались полтавские черкасы-казаки, а то быть бы тебе где-нибудь в Крыму либо на том свете.

      – Верно, и у нас на Москве не все спокойно, да все там как будто легче: невдалеке от родной стороны и подохнешь-то. А ведь здесь, шутка ли, сколько ехать-то! Кабы не царская воля, ни за что не забрался бы сюда, к гишпанцам этим!

      – Ну а все же ты понапрасну ругаешься, – сказал Яглин. – И здесь много хорошего. Посмотри, как здесь люди живут – без стеснения, как кто хочет. Палаты большие, бабы красивые, вино сладкое… Главное, бабы! – И Яглин подмигнул подьячему хитрым глазом.

      Ворчливый Неелов не выдержал и улыбнулся:

      – Да, бабы разве… Это вот ты верно! Нашим московским бабам далеко до здешних. Наша баба что? Овца, прямо надо сказать, рядом со здешними. А гишпанки – огонь, так полымем и пышут. Того и гляди, что обожгут.

      – Да, пожалуй, и обожгли? – плутовато спросил Яглин, продолжая с улыбкой смотреть на спутника.

      – Ну, что ты, Романушка? Разве я холостой? У меня на Москве жена осталась да шестеро ребят. Стану я со всякой басурманской бабой путаться! Я, чай, православный человек, не стану осквернять себя. И то уж поганишь здесь себя тем, что с чужеземными людишками вместе ешь, а ты про баб тут…

      Но Яглин хорошо знал слабое место подьячего и решил еще немного подразнить его.

      – А как же Хуанита-то? Недаром же ты в ее кабак повадился так часто ходить.

      – Что же, что хожу? Хожу потому, что надо же себя освежить. С нашим посланником нужно железным быть, чтобы ума не лишиться. Хоть кого загонят. А у Хуаниты-то этой самой вино хорошее.

      – То-то, вино. А кто посланнику, Петру Ивановичу Потемкину, приходил жаловаться на тебя, что ты щиплешься больно?

      Подьячий густо покраснел и сразу не нашелся, что сказать в свое оправдание.

      – И наврала тогда она все на меня! – наконец произнес он. – Все дело из-за Ивашки Овчины вышло. Его вина, что он напился и полез щипать ее. А я тут ни при чем.

      Яглин, устремив взгляд на восток, искал там что-нибудь, что могло бы напомнить тот город Байону, куда послали их чрезвычайный посланник царя всея Руси, Алексея Михайловича, Петр Иванович Потемкин и его советник, Семен Румянцев, чтобы объявить властям города, что они прибыли к королю Франции, Людовику XIV, с предложением братской любви и согласия и находятся на рубеже Гишпании и Франции в городе Ируне. Но ничего похожего на город он не нашел.

      – Видно, далеко еще нам придется с тобой идти, Прокофьич, – сказал он своему спутнику, сладко позевывавшему, так как жара совсем растомила его и располагала к покою.

      – Хорошо