Князь Курбский. Борис Федоров

из объятий их, хлестнул коня и помчался в пыльную даль. Тогда двое других поворотили обратно к Феллину, и когда любопытные ливонцы спросили проходящих воинов о них, то услышали славные имена Курбского и Адашева.

      – Так это царский наместник Феллина? Это добрый Адашев? – говорили ливонцы, смотря на Адашева.

      Часто прихотливая рука владельца полей заставляет светлый источник переменять течение, но где ни появляется он – везде благотворит земле. Удаленный от двора царского в город ливонский, Адашев по-прежнему благотворил человечеству. Несколько городов ливонских хотели добровольно сдаться ему. Так торжествовала добродетель; но зависть гонителей желала торжествовать и над нею. Новые успехи Адашева причтены были к новому его чародейству. Внезапно повелел Иоанн заключить его в Дерпте и содержать под стражей. Содрогались воеводы, сетовали воины; далеко за стены городские провожали Адашева благодарные феллинские жители.

      Уже не было при нем никого из друзей; Курбский расстался с ним, ведя воинов на ратные подвиги.

      Только два верных служителя: добрый Непея и Василий Шибанов, любимый слуга Курбского, оставались при Адашеве в башне дерптской, где суровые татарские стражи стояли у всех выходов и свет дня тускло проникал в толстые стены сквозь толстые решетки. Силы Адашева ослабевали, еще крепился он, превозмогая терпеливо болезнь, но столько быстрых переворотов, столько перемен неожиданных наконец победили изнеможением твердость его…

      Прошел уже месяц со дня его заключения. Несколько дней служители замечали в нем какое-то уныние. В одну ночь Шибанов разбудил своего товарища.

      – Непея! Боярин с кем-то разговаривает.

      – Тебе так послышалось,  – сказал Непея,  – не меня ли зовет он? – И бросился в покой Адашева.

      – Откуда прибыли послы и желают ли вступить в переговоры? – спросил Алексей Адашев вошедшего служителя.

      Непея замер, не веря глазам своим.

      – Я имею власть принять и отвергнуть предложения их,  – сказал Адашев и посмотрел на Непею.  – А, мой добрый слуга. Не ты ли захватил Беля? Жаль мне старца, но я буду умолять о пощаде его.

      – Он казнен,  – сказал Непея, вздохнув и покачав головою.

      – Что говоришь ты! Он казнен! – воскликнул Адашев, силясь приподняться с одра.  – Казнен! – повторил он и, закрыв руками лицо, отчаянно бросился на скамью.

      Непея перекрестился, не спускал глаз с доброго своего господина и плакал.

      Адашев умолк, но лицо его горело, он метался. Шибанов тосковал с Непеею, и оба не отходили от больного.

      На другое утро Адашев, казалось, опомнился.

      Шибанов подал кружку воды.

      – Нет,  – сказал Адашев,  – вода не утолит моей жажды. Подай свиток!

      Это был список апостольских посланий, начертанный рукою Адашева, который всегда с новым утешением его прочитывал.

      Непея подал свиток, и Адашев успокоился.

      По закате солнца болезнь приступила с новым порывом. Тоска и беспокойство усилились.