Девяносто третий год. Виктор Мари Гюго

хотя и издали, пушечных выстрелов можно было заключить, что корвет продолжал еще держаться и что он желал выпустить все свои заряды, числом сто девяносто один, до последнего.

      Вскоре челн очутился в открытом море, на достаточном расстоянии от рифа, вдали от сражения, вне выстрелов. Мало-помалу цвет моря становился менее темным, просветы на небе расширялись, брызги морской пены стали белеть, на гребнях волн показались белые барашки. Наконец совсем рассвело.

      Шлюпка ушла от неприятеля; но ей еще оставалось совершить самую трудную часть своей задачи. Она спаслась от картечи, но не от стихии. Эта небольшая скорлупка очутилась в открытом море, без паруса, без мачты, без палубы, без компаса, с одной только парой весел, лицом к лицу с океаном и с ураганом. Атом, отданный на произвол гигантов.

      И вдруг, среди этого безбрежного и пустынного простора, матрос, сидевший на веслах, поднял свое озаренное белесоватым утренним светом лицо, пристально взглянул в глаза старику и произнес:

      – Я – брат того артиллериста, которого вы приказали расстрелять.

      Книга третья. Гальмало

      I. Слово – это глагол

      Старик медленно поднял голову.

      Человеку, обратившемуся к нему с этими словами, было под тридцать лет. Лицо его загорело и обветрилось; глаза имели довольно странное выражение: в них замечался одновременно и смышленый взгляд матроса и наивный взгляд крестьянина. Он крепко сжимал в своих кулаках весла. Вид его был, в общем, кроткий и смирный. За поясом у него были заткнуты кинжал, два пистолета и четки.

      – Кто вы такой? – переспросил старик.

      – Я только что объявил это вам, – ответил матрос.

      – Ну, так чего же вам от меня нужно?

      Матрос положил весла, скрестил руки и ответил:

      – Мне нужно вас убить.

      – Как вам будет угодно, – спокойно ответил старик.

      – Так приготовьтесь умереть! – проговорил матрос, повышая голос.

      – А почему, собственно, я должен умереть? – так же спокойно спросил пассажир.

      Наступило молчание. Матроса, казалось, смутил вопрос старика. Наконец он сказал:

      – Ведь я уже сказал вам, что желаю вас убить.

      – А я вас еще раз спрашиваю – за что? – проговорил старик.

      – За то, что вы убили моего брата! – воскликнул матрос, сверкая глазами.

      – Я начал с того, что спас ему жизнь, – спокойно заметил пассажир.

      – Да, это верно. Сначала вы спасли ему жизнь, а потом убили его.

      – Неправда, вовсе не я его убил, а его собственная вина.

      Матрос в недоумении уставился на старика, но затем его брови снова насупились зловещим образом.

      – Как вас зовут? – спросил старик.

      – Зовут меня Гальмало; впрочем, вам совсем не обязательно знать, как меня зовут, я могу вас убить и без этого.

      В это мгновение из-за туч показалось солнце. Один из лучей его упал прямо на лицо матроса и ярко осветил его мрачное лицо. Старик внимательно,