Патриарх Никон. Том 1. Михаил Филиппов

Козьмичом и ушел.

      Неделю спустя отец Никита сидел уже в Нижнем со своею женою, в своем домике.

      Он только что возвратился из Москвы, и супруги толковали, как предупредить Хлопову о постигшем ее несчастии.

      Слезы лились у них из глаз; но вот обрадовала его жена: она почувствовала ребенка, она – мать…

      В этот миг вошла к ним Марья Ивановна. Увидав священника, у нее замерло сердце; по условию, он должен был из Москвы прямо заехать к ней.

      – Говори скорей, отец Никита, что царь, – произнесла она, задыхаясь и опускаясь на ближайший стул.

      Прасковья Васильевна бросилась к ней и, обнимая и целуя ее, со слезами произнесла:

      – Не судьба, видно, твоя царь…

      – Кто ж мешает моему счастию?

      – Не патриарх и не царь…

      – Догадываюсь… царица…

      – Да, царица…

      – Недаром, хотя она меня миловала, а сердце мое не лежало к ней. Царь женится?

      – Женится, на Долгорукой, княжне Марье Владимировне.

      – И скоро свадьба? – как-то бессознательно и безумно спросила Хлопова.

      – Скоро, после Филипповского поста.

      Хлопова упала без чувств на пол.

      Священник позвал людей, перенес ее в ожидавший ее возок и отвез домой.

      Заболела Хлопова горячкой, пролежала почти всю зиму, а на весну хотя и встала с постели, но ее узнать нельзя было: из прежней здоровой и свежей девицы сделалась тень. Ходит она молчаливая, и только кашель прерывает тишину ее уединения; никто от нее никогда не слышит жалобы, как будто все прошлое умерло.

      Часто посещают ее отец Никита и его жена; она принимает их с явною радостью, но в разговор с ними не вступает, а отвечает только: да или нет.

      Но вот наступает светлый праздник. Для Хлоповой это был прежде великий день: ее весь Нижний Новгород очень любил и являлся с поздравлением. Поэтому вся Страстная неделя, бывало, проходила у нее в приготовлении к приему гостей. Большие столы нагромождались разным вареньем, печеньями и напитками; а теперь хотя о чем-то хлопочет и что-то делает Стряпухина, но хозяйка совершенно безучастна.

      Гости, однако же, в первый день праздника посещают ее по-старинному, поздравляют, а она сидит у окна, покашливает, отмалчивается и как будто кого-то ждет.

      В таком состоянии застал ее и отец Никита. Он подошел к ней – она его узнала, приняла от него просфору, похристосовалась и улыбнулась, что она давно уже не делала.

      Она указала ему место близ себя.

      – Не простудиться бы тебе, боярышня, у окна? – сказал он.

      Та махнула рукой:

      – Скорей конец придет. Все разошлись, никого нетути, а я хотела с тобою, отец Никита, поговорить. У меня лежит на душе одно: не знает царь Михаил, как я его любила… как любила; знала я его любовь ко мне. Знаю, кто наговорил на меня и кто сослан…

      И он-то в своем царстве да и в своем доме в неволе… Сколько раз говорил он мне. «Не хотел я царствовать, но меня приневолили, грозили и карой неба, и карой народа; заставили меня сесть на престол, и жду не дождусь возврата отца, передать ему и царство и бояр. Бояре заели