Хроника смертельной весны. Юлия Терехова

голос ее сорвался на рыдание – она сама едва понимала, что говорила. – Лучше б Рыков меня убил.

      Булгаков тяжело поднялся и стал сгребать со стола всякую мелочевку – из той, которую мужчины имеют обыкновение таскать в карманах – ключи от машины, бумажник, телефон и зарядка к нему, наушники и что-то еще…

      – Я не хочу с тобой спорить, – он устало дернул головой. – Это бесполезно.

      – Конечно. Что толку спорить с тем, кто тебя предал.

      – Я – тебя – предал? – он резко повернулся к жене. – Да как ты смеешь?!

      Она не отрывала от него усталого и равнодушного взгляда: – Смею, – пожала она плечами. – Чем еще ты меня испугаешь?

      – Катрин, это бессовестно, – выдохнул Сергей. – Ты не замечаешь меня, я словно мебель… да нет, я словно грязь у тебя под ногами, а ты еще осмеливаешься упрекать меня?

      – Это ты совсем меня не замечаешь, – прошептала она. – Я совершенно тебе не нужна.

      – Катрин, опомнись, опомнись! – он схватил ее за плечи. – Ты скользишь по мне взглядом, как по стенке, я для тебя пустое место, и я…

      – Я, я, я! – горько усмехнулась она. – Есть ли место для меня в твоих терзаниях?

      Он не дал ей закончить:

      – Да если б не твой живот, я бы тебя…

      – Что? – глаза Катрин щипало, она сдерживалась из последних сил, чтобы не разрыдаться. – Что б ты со мной сделал? Ударил бы?

      Опомнившись, он отпустил ее так же резко.

      – Иногда мне кажется… Впрочем, довольно. Не бойся. Это я так… Хорохорюсь…

      Она опустилась на стул и спрятала лицо, отгородившись от него ладонями:

      – Мне действительно лучше уехать. Все, хватит, оставь меня. Проваливай на свою работу…

      Он повернулся и ушел, а Катрин, не доев завтрак, и оставив недопитый кофе на кухонном столе, отправилась обратно в спальню. Она услышала звук заведенного мотора за окном, но не подошла, а, вновь завернувшись в шаль, улеглась на край кровати. Сон, вязкий и мутный, как бульон мироздания, затопил ее, она плакала в этом сне, не переставая – бессильно и жалобно.

      – Катрин, Катрин, проснись! – голос Булгакова вырвал ее из этого гиблого болота. – Катрин, проснись.

      – Чего тебе? – сонно пробормотала она.

      – Прости меня. Не знаю, что на меня нашло.

      – Ты меня бросил, – пробормотала она сонно.

      – Я попытался представить себе, что мы развелись, вернее нет – просто разошлись, и до меня вдруг дошло, что я просто умру без тебя. Родная, если у тебя осталось хоть что-то ко мне…

      – Осталось, – она продолжала всхлипывать. – Просто мне очень больно и одиноко…

      – Прости меня, – он коснулся губами ее опухших от слез губ. – Я постараюсь справиться, Катрин… Я постараюсь за нас двоих.

      Чуть позже, Венеция

      – Синьора, вас ожидают, – лакей почтительно поклонился и посторонился, пропуская Изабель во внутренние покои палаццо. Она пошла на серебряные звуки, доносившиеся откуда-то из глубины – голоса скрипок сплетались