Хроника смертельной весны. Юлия Терехова

раз Саша слышал эти лживые слова. Но Паллада никогда не приговаривает невиновных: сотни повторных экспертиз, десятки дополнительных очных ставок, тщательные опросы свидетелей – все это гарантировало справедливость наказания. Нет более въедливых следователей, чем дознаватели Ордена. И вот – двадцатилетнего лихача, виновного в гибели семьи, заживо сгоревшей в автомобиле в результате жуткой аварии, сейчас постигнет та же участь.

      – У вас есть последняя возможность покаяться перед смертью, – молвил Саша, стоя перед ним. В его руке полыхал смоляной факел.

      – Пощадите, – прохрипел молодой человек. – Я ни в чем не виноват. Я не был за рулем.

      – Ваша вина доказана неопровержимо. Покайтесь!

      – Мне не в чем каяться. Пусть ваша смерть будет такой же страшной… Будьте вы прокляты…

      Мокрые ветки у подножия столба пришлось облить бензином, чтобы они занялись. Потрескивая, огонь поднимался все выше и выше, подбираясь к ступням приговоренного, жадно облизывая его щиколотки. Парень вскрикнул раз, другой, потом от нестерпимой боли его крик перешел в утробный вой, сливаясь с треском и гудением дымного пламени. Запахло горелым мясом, и Саша почувствовал тошноту, подступившую к горлу, вот-вот его вывернет… Парень дико кричал – у него лопалась кожа, и в шуме полыхающего костра слышалось: – Нет, не надо-о! Я не винова-а-ат!!.

      – Фиксируйте смерть, – приказал Саша, когда вопли стихли. Костер понемногу затухал под дождем, являя почерневшие останки того, кто еще четверть часа назад был молодым, полным сил мужчиной. – Сворачивайтесь, пока никого нелегкая не принесла.

      – Да, рыцарь, – поклонился ему один из палачей. Необходимо было убрать тело, ликвидировать следы от костра, зачистить мокрую землю, чтобы даже запах не напоминал о недавнем кошмаре. Казненного, разумеется, похоронят, но это уже не Сашина ответственность… Когда-нибудь он будет вспоминать сегодняшнюю акцию как всего лишь очередной эпизод успешной карьеры в Ордене: смертные приговоры не поручались к исполнению абы кому – лишь верным, испытанным, закаленным ненавистью и презрением…

      Только как-то все более неуютно ему становится от акции к акции – пост вице-командора, вероятно, не за горами, но от этого Саша не испытывает торжества, а лишь тоску и страх.

      – Поторопитесь, – стоя на мраморной плите, невесть откуда здесь взявшейся, возможно, от давно разбитой статуи, Саша, мрачно вглядываясь в темноту, следил за суетой палладинов. Те споро ликвидировали последствия акции: снимали со столба обгоревшее до неузнаваемости тело, выкапывали обуглившийся столб, от которого еще отлетали искры. Этот парень, которого они сожгли по приговору матери одного из погибших, до последнего не признал своей вины. Случай странный – обычно виновные каялись перед смертью. Но Паллада не ошибается: это Саша твердил себе, как молитву – а иначе – как жить с грузом невыносимой вины на сердце?

      канун Рождества 2012 года Париж, 5-й округ

      За окном «Мерседеса» проплывали кварталы Левого берега: позади остались белые башни Сен-Сюльпис[9],

9

Одна из парижских церквей