Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается. Марк Михайлович Вевиоровский

нет, постой! У меня есть тост поважнее! Самый важный для меня …

      – Володя, что может быть важнее того, что мы вместе?

      Зазвонил телефон.

      – Да, конечно. Это тебя.

      – Слушаю, Петрова. Так точно, слушаюсь!

      – Что там еще? Что-нибудь срочное?

      – Да, конечно … – рассеянно проговорила Ольга.

      – Но можно мне поднять тост за самое важное?

      – Я слушаю!

      – Я поднимаю этот бокал и хочу, чтобы ты больше никогда не уходила из этого дома, чтобы ты всегда была здесь. Оля, будь моей женой! Я тебя очень прошу …

      – Милый мой, любимый, единственный …

      Ольга обнимала его, целовала и гладила.

      – Если наше счастье рядом – как же мы можем пройти мимо … Я буду твоей женой …

      – Но я старше тебя … И с работы меня выгнали … А еще говорят, что я страшный зануда …

      – Запрещенный прием! – засмеялась Ольга. – Жалеть я тебя не буду! Я тебя любить буду!

      – Мне показалось, или на самом деле этот шрам тебя меньше беспокоит?

      – Ой, Володя, ты не поверишь …

      – А зачем тебе звонили?

      – Майор приказал сегодня ему на глаза не попадаться. И завтра – тоже.

      – Ты представить себе не можешь, как мне хорошо с тобой … Маргарита …

      – Не смей!!! Никогда не смей рассказывать про нее!!! Никому … И про меня тоже … никому…

      Антипов прижался лицом к ее груди и тихонько заплакал.

      – Ничего … Можно поплакать, я тебя пожалею … Ты мой милый, любимый, единственный …

      Немолодой и полнеющий мужчина плакал на груди у молодой женщины, и она гладила и не утешала его, а просто гладила по спине, по волосам.

      И постепенно рыдания стихли, он успокоился и задремал у нее на груди, а она продолжала тихонько гладить его.

      Карцева и Баранов

      Лена стояла у окна.

      – Ну, вот, переселение совершилось. И мы дома …

      Сзади к ней подошел Баранов.

      – Леночка, мы с тобой дома, – он обнял ее. – Я даже представить себе не могу, что мы – у себя дома.

      Лена прислонилась спиной к его груди и вздохнула.

      – Не вздыхай, не надо. – он прижал ее к себе. – Давай будем думать, что мы все делаем заново, что мы проснулись от зимней спячки …

      Баранов обнял Лену, положил руки на ее грудь, стал ее гладить, ловя соски пальцами. Лена прикрыла его руки своими, и даже прижала его руки к своей груди еще сильнее.

      – Сашенька …

      Баранов осторожно и медленно стал раздевать Лену, снимая с нее кофточку, юбку, колготки, лифчик, трусики. И целовал, целовал ее тело.

      Лена улыбалась, но на глаза ей навертывались слезы.

      Но Саша, казалось, не замечал ее располневшего тела, обвисающих грудей. Он уложил ее на кровать и стал раздеваться сам, и Лена смотрела на этого немолодого мужчину, самого дорогого и близкого.

      И после того, как он расцеловал ее всю и когда Лена больше не могла выдерживать его ласки она притянула его к себе и они слились в единое целое …

      Лена Долгополова

      Лена Долгополова на руках несла сына, а Потап их нехитрый