Жена моего мужа. Джейн Корри

вещи даже Господь не поймет.

      «Варовка».

      Если продолжать кричать, эти ужасные красные буквы исчезнут, и бедное распоротое тело Чарли станет целым, как тело нашего благословенного Господа Иисуса Христа. Выпавший черный глаз снова окажется на своем месте, и Чарли ей подмигнет. «Неужели ты думала, что я тебя брошу?» – скажет он. И тогда Карла прижмет Чарли к себе, и от ощущения мягкого зеленого меха у нее снова станет хорошо на душе.

      Но крик не помогал, как дома, когда Карле чего-то хотелось и маме приходилось уступать, потому что стены в квартире тонкие или дядя с блестящей машиной вот-вот должен приехать.

      – Что тут происходит, черт побери? – В класс вбежала высокая, тощая, жилистая учительница.

      Карла ее не любила. У нее была привычка снимать очки и смотреть на учеников так, будто она видит их насквозь.

      – Ты из-за этого плачешь? – Тонким хрящеватым носом учительница повела в сторону останков Чарли. – Из-за этого старья?

      Рыдания Карлы сталкивались и налетали одно на другое:

      – Это не старье!.. Это Чарли… Моя гусеница… Кто-то его зарезал!.. Смотрите…

      – Зарезал? Слово-то какое подобрала мелодраматическое. – Очки вспорхнули с переносицы, и на Карлу смотрели две пары стеклянных глаз с голубоватым металлическим блеском. – Перестань плакать.

      – Чарли… Чарли!..

      Поздно. Ужасная учительница выдернула Чарли из рук Карлы и ушла. Зазвенел звонок. Толпа детей вбежала в класс, включая девочку, которая дружила с Кевином, бывшим хозяином Чарли.

      – Это ты сделала, да? – прошипела Карла, помахивая запиской перед ее носом.

      Та только глянула на нее.

      – Воровка, – громко сказала она, – вот ты кто. Мы все знаем, что ты сделала.

      – Воровка, воровка, – произнес кто-то еще.

      И тут все подхватили:

      – Воровка, воровка, Карла Спаголетти воровка!

      От этого скандирования Карла издала неслышный вопль.

      – Почему такой шум? – Учительница с хрящеватым носом вернулась в класс.

      – Что вы сделали с моим Чарли? – всхлипнула Карла.

      – Если ты говоришь о старом испорченном пенале, он в мусорном контейнере на улице. Мама купит тебе другой. А теперь веди себя прилично, юная леди, иначе я оставлю тебя после уроков.

      Чарли не был мертв. Он лежал среди яичной скорлупы, очисток брюссельской капусты и чайных пакетиков. Карле пришлось шарить в контейнере довольно долго, и когда Чарли наконец нашелся, ее форма была в пятнах и плохо пахла.

      – Не волнуйся, – прошептала она, – все будет хорошо.

      Осторожно, очень осторожно она держала Чарли на руках, ожидая маму за углом. Если стоять у школьных ворот, кто-нибудь спросит, что она там делает.

      Это ничего, что Чарли молчит. Надо только подождать три дня, и он снова оживет. И все станет как раньше. Так священник говорил.

      Но чем дольше Карла переминалась с ноги на ногу, тем настойчивее в голову лезли мысли, что будет, если они с мамой разминутся. Все дети давно ушли домой. Даже учителя разошлись.

      Небо