Продажная тварь. Пол Бейти

вытирая с лица и щек красный «реанимационный» нектар, все в семечках, словно в веснушках, они спрашивают больных лишь одно: «Где вы купили такой арбуз?» Иногда в поисках убежавшего козленка или овцы я забредаю в мексиканские кварталы по ту сторону Харрис-авеню. Ватага пацанят-чоло[56] с выбритыми и блестящими на солнце головами, идущая домой после школы, подходит ко мне, окружает меня, хватает за руки, благоговейно повторяя: «Por la sandia… gracias»[57].

      Но даже в солнечной Калифорнии невозможно выращивать арбузы круглый год. Наши зимние ночи гораздо холоднее, чем вы думаете. Десятикилограммовые арбузы все никак не вызревают, высасывая из почвы все нитраты словно наркоманы. В это время года я держусь на марихуане. Я редко ее продаю. Конопля – это не тупая стрижка купонов, так, деньги на бензин, плюс я не хочу, чтобы ко мне в дом по ночам таскались всякие ублюдки. Иногда я могу угостить знакомых осьмушкой. Ничего не подозревающий парняга, впитавший кроник[58] с молоком матери, валяется на моей лужайке, весь в траве и грязи, и ржет без остановки, не в силах выпутать ноги из рамы своего велосипеда. Но косяк он не выронил и, гордо подняв его над землей, спрашивает:

      – Что это за шняга?

      – «Атаксия».

      На домашней вечеринке, когда Хохотушка (с которой мы знакомы со второго класса) наконец перестает довольно пялиться в зеркальце на лицо, которое она не узнает, но оно ей нравится, поворачивается ко мне и задает три вопроса: кто я? что за негр трется о мою задницу и сует язык мне в ухо? и что я курю? – она получает три ответа: Бриджит Санчес Хохотушка. Твой муж. «Прозопагнозию». Иногда народ интересуется, чего это я ношу при себе дурь. Но всегда можно отвести от себя подозрение, невинно пожав плечами: «Да я тут знаю одних белых…»

      Раскури косяк. Выдохни ей в лицо дым. Травка с плохим запахом – это знатная травка. Объятая влажным, зыбким облаком с привкусом красного прилива на Хангтингтон-Бич, с запахом мертвой рыбы, изнывающих от жары чаек, – женщина перестает крутить в руках ребенка. Дай ей затянуться. Это «Англофобия», новый сорт, я его совсем недавно вывел, но ей необязательно об этом знать. Подойдет любой способ, чтобы подобраться ближе. Не делая резких движений, вскарабкаться по увитой плющом решетке или на плечи какого-нибудь ниггера покрупнее, только бы оказаться от нее на расстоянии вытянутой руки. Я глажу ее – так гладят породистую кобылицу, когда занятия в школе верховой езды закончены и ты хочешь пустить лошадь вскачь по полям. Я тру ей ушки, чтобы она втягивала мой запах ноздрями, растираю ей суставы, причесываю волосы, а потом выдыхаю облачко дыма в ее скорбный жаждущий рот. Когда она отдает мне ребенка и под аплодисменты толпы я спускаюсь вниз по лестнице, мне думается, что, наверное, Грегор Мендель, Джордж Вашингтон Карвер и даже отец мною бы гордились. Иногда, глядя, как женщину пристегивают ремнями к каталке – или ее просто успокаивает натерпевшаяся страху бабушка ребенка, – я спрашиваю их: «Почему именно в среду?»

      Глава

56

Cholo – латиноамериканец.

57

Спасибо за арбузы (исп.).

58

Высший сорт конопли с оранжевыми шишками.