Дмитрий Донской. Сергей Бородин

денек утеху срядить, – отозвался Бренко. – Время марно, воздухи легки. Славно было бы в лесах лося взять, плечи размять.

      – Думаешь, от охотницких утех у князя твоего чрево убудет? – засмеялся Дмитрий.

      – У меня б за Кудриным! Хороши леса!

      – По всей Москве таких лосей нет, как на Сетуни, – сказал Боброк. – Невидная речка, а добычлива. Намедни пастухи двух косуль видели небывалых – рога как у туров, а ноги оленьи. Туда и свейские олени заходят, седые.

      – Отец Сергий сказывал: в прошлом годе в самую Троицкую обитель стадо вепрей закинулось. Пришлось отцу Сергию посохом их изгонять со своего огорода. Всю, говорит, капусту выломали, – сказала Евдокия.

      Боброк ответил:

      – Вепрье мясо как бы псиной отдает. Не уважаю.

      Евдокия попрекнула:

      – Ты, Дмитрий Михайлович, слыхивала я, медвежьи окорока коптишь. Я такой дичины брезгую.

      – Ее вкус со свининой схож. Но жир много гуще. К медвежатине я приобык на Волыни, Овдотья Дмитриевна.

      Владимир Андреевич заметил с раздражением:

      – Эн Ольг Иванович в Рязани приобык с татарами конину жрать. Алексей-митрополит еще о том его запрашивал.

      – Тьфу! – передернулась Евдокия. – А что ж он ответил святителю?

      – В Орде, говорит, истинно – поганился. А в Рязани – чист.

      – Он и соврет – дорого не спросит! – усмехнулся Дмитрий Иванович.

      – С волками жить – по-волчьи выть! – возразил Бренко.

      Боброк покачал головой:

      – А кто неволит его жить с волками? От Рязани до нас ближе Орды.

      Евдокия любила, когда за ее столом говорил Боброк. Легкий его голос будто таил в себе силу и ласку.

      – С Ольгом договориться мудрено, – сказал Бренко. – Говорит – в глаза смотрит, а глядь – повернулся ветер, и Ольг повернулся.

      – Я его не виню, – сказал Дмитрий. – Как подумаешь: каждую минуту могут татары навалиться, сёлы пожечь, отчины разорить, все княжество вытоптать, – не могу винить.

      – Ты миролюбием дивен, Дмитрий. Всякому тати рад гривну дати.

      Дмитрий настаивал на своем:

      – Сердцем он всегда с нами. Но паче себя свою землю пасти обязан.

      Бренко подхватил слова Дмитрия:

      – Да и многострадальна Рязань. Нет на Руси другого города, где столько русской крови пролито. Ноне молодые забывать о том стали. Придет время – спомянут.

      – Вот то и дивно, – заметил Боброк. – Сколько одной родни у Ольга татарами выбито, а он с ними якшается.

      – А может, он ждет своего часу? – спросила княгиня.

      – Князь не старица, Овдотья Дмитриевна, – ответил ей Владимир Серпуховской, – он не ждать, а ковать свой час должен. Вот как мы куем с братом.

      И Дмитрий погладил руку брата:

      – Спасибо, Владимир.

      Отроки бесшумно служили им, обирали стол от костей, сменяли блюда.

      Дмитрий ел много, сосредоточенно, а пил мало. Остальные же и Евдокия Дмитриевна хлебнули меда всласть. По телу бродило блаженное тепло, и глаза веселели.

      Евдокия, нечаянно глянув в окно, воскликнула:

      – Глянь-кась!

      Улица