Дмитрий Донской. Сергей Бородин

тотчас подали ему воду в позолоченной чашке.

      – Здрав буди, Дмитрий Иванович. Премного милостив ко мне, господине.

      Когда все разлеглись по коврам и мураве на полуденный покой, Дмитрий, Владимир Серпуховской и Боброк отошли от стана к воде. Старец следовал за ними в отдалении.

      Румяногрудая птичка – ольшанка, попискивая, порхала по кустарнику; может быть, опасалась за недалекое гнездо, затевала отвлечь людей от птенцов в сторону. Малая птица, а и та свое гнездо бережет.

      Вышли на открытое место. И увидели: в небе металась темная стая. Высоко-высоко парил вырвавшийся у сокольника сокол. Пока охотники яствовали, сокол, видно, обидел скворца, и теперь десятки, тьмы скворцов кинулись на него, и сокол тщетно от них отбивался. Вниз, крутясь, летели соколиные перья. Маленькие птицы ощипывали в небе могучего хищника; кидались на его крылья, на темя. Свист и свирест стоял в небе, доколе сокол не покатился с высот в лес; скворцы ринулись за ним.

      Владимир гневно обернулся:

      – Что ж сокольничий смотрел? Кто упустил сокола?

      – Постой, Владимир Ондреич, – остановил Боброк. – Это нам небесное знамение. Сильна Орда, с Батыевых лет она бьет нас поодиночке. А вместе, стаей, не уподобимся ли мы пернатому воинству? Найдется ли тогда сила, супротивная нам? Вот к чему сие знамение! И стоит оно дороже всех наших соколов.

      – Народ единомыслен в сем, – ответил Дмитрий. – Одни лишь князья мутят и усобятся. Усовестить их словом тщится игумен Сергий, но усовестить их мечом – дело наше. И доколе хватит дыхания моего, не выпущу меча.

      – И мы, брате, не отступим от тебя.

      – Не отступим, брате.

      Так поклялись они друг другу перед высотой сияющего июльского неба, под клики встревоженных птиц над вечным струением лесного ручья.

      Топот коня, то пропадающий во мхах, то возникающий, приближаясь, привлек их. Они не дошли еще до больших елей, где под сенью ветвей ждали их постели на болгарских коврах. Воин мчался прямо сюда, конь пронесся, задев копытами одеяла. Воин пригнулся, проскакивая нависшие ветви. Он осадил коня, горячего и почерневшего от пота. Пытаясь спрыгнуть, гонец зацепил ступней стремя, и нога застряла в ремнях. Так, повиснув, он изложил весть:

      – Татары сожгли Нижний. Князь ушел за Оку. Волость вытоптали. Теперь, сказывают, сошлись с превеликим войском со степи и двигаются на нас, великий господине.

      – А жители? – спросил Дмитрий.

      – Бежали за Волгу.

      – Сам Мамай с войском? – спросил Боброк.

      – Нет Мамая при войске. Бегич ведет.

      Дмитрий, побледнев, обернулся к Боброку:

      – Приспело время!

      И побежал к постелям, где под присмотром отроков лежала княжеская одежда.

      – Боброк! Время надо выгадать. Не робеть, скликать всех немедля!

      Владимир крикнул подбежавшему воину:

      – Прикажи седлать! Охота пущай за нами ворочается.

      Дмитрий поднимал спутников:

      – Тарусский, Белозерский, Бренко! Вставайте! Скачем на Москву!

      – Что ты, княже?

      – Татары