Книга скорпиона. Майкл Уэнски

как говорит Понтиус Метатель.

      Маркус перекатился на другой край ложа, встал, натянул на себя выстиранную, приятно пахнувшую розовым маслом тунику. Домишко, что он снимал для себя и для Арьйи находился в южной части Верхнего города¹². Рядом стоял двухэтажный особняк работорговца Йуду. Ещё тут был небольшой сад. На одном из деревьев сидел медный змей. Местные чтили его как святыню, излечивающую от змеиных укусов. По преданию когда-то давно эгиптский колдун, приведший сюда йудеев, однажды сотворил такого же¹³. И потемневший от времени змей, и старое дерево были неказисты и убоги, и Маркус часто повторял, что велит срубить уродину, вместе с сидящим на ней червяком, когда Метатель получит должность прокуратора или префекта провинции. Сам Маркус с недавних пор ходил в префектах городской стражи и уже успел прославиться, круто расправившись с пойманными кинжальщиками¹⁴. Их заставили драться на арене, на виду у нескольких тысяч согнанных на трибуны зрителей деревянными мечами против железа сотни романских солдат. Тогда погибло много людей. Маркус лично участвовал в резне. Город запомнил нового префекта стражи и дал ему кличку Кровник. Нынешний прокуратор Гратус был стар и почти не выходил из своих покоев – боялся заговора, а его помощники были заняты воровством да сведением счётов, так что Маркусу никто не мешал. Но где-то там, на севере жил мальчик, обречённый быть богом и Маркус должен был найти его, чтобы познать себя…

      Арьйи вошла, как всегда, почти бесшумно. В руках – большой поднос: хлеб и кувшин с молоком.

      – Кровник, я принесла поесть.

      Лицо Маркуса дёрнулось.

      – Не называй меня так.

      – Как хочешь.

      Она поставила поднос на круглый тёмный столик рядом с ложем.

      – Ешь.

      – Я не хочу.

      Она встревожено посмотрела на него:

      – Ты обиделся? Забудь.

      Её прохладная рука легла на его плечо:

      – Маркус…

      – Свидимся, Арьйи. Мне пора.

      Он застегнул пряжку тяжёлого легионерского пояса с гладиусом, взял в руки плащ и ушёл.

      Арьйи села на ложе и задумалась. Маркус в последнее время был сам не свой, твердил что-то непонятное. И эти слова, брошенные как игральные кости: «Боль, поделённая на двоих становится любовью»; даже не сами слова, а то выражение лица, с которым Маркус их произнёс. Тогда он был похож на мертвеца.

      – Менглу, а если воин вынет меч из ножен, он не может вложить его обратно, не обагрив его кровью?

      – Нет, Иешуа, не может.

      – А если крови нет.

      – Тогда он должен обагрить его своей кровью.

      – Но это же больно.

      – Боль – это способ забыть то, чего нельзя помнить.

      – Я забыл, Менглу

      – Значит, ты вспомнишь снова.

      Они встретились в пустыне, днём, на перекрёстке у камня с полустёртой процарапанной кем-то надписью VITA¹⁵. Четыре тёмные точки на жёлтом полотне. Начиналась песчаная буря. В воздухе носились миллионы песчинок. Они забивались в складки одежды, в уши и больно секли по глазам. За мальчиком

12

Верхний город – район Иерусалима в западной части города, близ Иродова дворца.

13

«И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из сынов Израилевых. И пришёл народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб Он удалил от нас змеев. И помолился Моисей о народе. И сказал Господь Моисею: сделай себе змея и выставь его на знамя, и всякий ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив». (Числ 21:6-9)

14

Сикарии (лат. sicarii – кинжальщики), иудейские повстанцы, стремящиеся добиться независимости своей страны. Название их пошло от латинского слова «sica» – кинжал.

15

Жизнь (лат.)