Гадкие утята. Свами Матхама

особенно не бросается в глаза, а эмоциональность оставалась не выраженной. Откуда у меня рациональность к двум годам, которая на равных борется с тем, что является врождённым? Видимо, дело в том, что структура эмоций повторяет структуру смысла, идущего в двух направлениях сразу. Этот смысл приходит первым. Он присутствует в едином Голосе Бытия. Надо полагать, рациональность – противоположный полюс эмоциональности – ни больше, ни меньше, её зеркальное отражение и то же самое.

      Если эмоциональность отождествить с внутренним, а рациональность с внешним, то мои эмоции, стремятся к внешнему самовыражению, к переходу в противоположность в соответствии с собственной природой. Я должен плакать. Если я этого не делаю, я – Гадкий Утёнок.

      По Канту, внешнее – пространственная характеристика. Мой центр имеет возможность созерцать внутреннее и внешнее… У него поверхностная позиция, и он, как событие, к ней стремится. В момент накаленности эмоций, тем не менее, проявляет себя рациональность, а эмоциональность оказывается, как «Ы» в согласных. Мой отказ плакать – это перевод эмоций в рациональную, невыраженную плоскость, в некую горизонталь, в отложенность. Я откладываю эмоции, потому что опережающе отражаю действительность. Я стремлюсь к будущему благополучию. Такая метаморфоза эмоций является просто рациональностью. У эмоциональности и рациональности одно и то же значение, но разные акценты и, поэтому, разный смысл. Эта борьба акцентов является импровизацией воспринимающего центра. Моя эмоциональность борется за место под солнцем и проигрывает, проявляя себя в ощущениях Гадкого Утёнка.

      Воспринимающий центр, как событие и смысл, движется сразу в двух направлениях, выбирает из двух видов активности, которые имеют врождённый корень. Как событие и смысл, центр парит над собственной плоскостью бытия: «краснеет», «зеленеет». Он оказывается чистым становлением. В итоге своей борьбы эмоциональность и рациональность всё время чем-то становятся.

      Собственно, в чём был обман мамы? Она хотела, чтобы я шёл в гости, и я шёл. Я не плачу, чтобы не перегреться. Это мне на пользу. Маме тоже на пользу, но для совести – всё равно ложь. Что за воля к морали?! Моя рациональность проявляет себя вместо эмоций, но мораль гласит: – тщитесь стремиться к эмоциональности. Тёмный предшественник нам в помощь: вообще-то, слово нравственность – от слова «нравиться». Именно это и подразумевает эмоциональность. Если для моей совести в основе нравственности лежит эмоциональность, то по-своему это тоже резонно, но как тогда совесть мыслит «заботу о других»?

      В результате всё получается очень запутанно. К пространственному (вовне) выражению эмоций начинает прибавляться время. Вообще, на поверхности выражения царит сиюминутность. Если, я не должен врать маме во имя сиюминутных эмоций, то моя забота о маме проистекает из откладывания эмоций, из-за рациональной заботы о них во имя ближайшего будущего. Смысл