Фактическая революция. Николай Слесарь

потом сил на что-либо другое, помимо работы, и от того еще, что все уже замелькало перед глазами и казалось, что я просто двигаюсь по чьей-то чужой колее непонятно куда и времени передохнуть и оглядеться, становится все меньше и меньше.

      В общем, терпеть все это я более не мог и не хотел. Мне необходимо было выдержать паузу и оглядеться, во что бы то ни стало. Тем более, что наконец на улице образовалось вполне себе комфортное тепло, почти уже летнее, зовущее и провоцирующее на подвиги, а работа требовала меня, чем дальше, тем больше. И тут уже мой организм взбунтовался и вместо меня, отключив совершенно бесполезный в таких делах мозг, в один прекрасный день послал все к чертовой матери и написал заявление по собственному желанию.

      Так себе жест для относительно молодого, не семейного и бездетного. Ничего особо героического. Но все же.

      Я только смотрел, как моя собственная рука, дописав кое-как сформулированную причину капитуляции, ставит дату, размашистую подпись и даже внутренне практически не дрогнул.

      Потом конечно что-то слегка екнуло.

      – На что теперь жить, друзья, карьера, перспективы и отношения?

      Сразу всплыл в памяти голодный кот у холодильника, орущий благим матом и заглядывающий мне в глаза с укором.

      Но екание очень быстро само собой улеглось. Это даже как-то смешно прозвучало. Особенно насчет перспектив и карьеры. Исполнители и руководители существовали здесь абсолютно перпендикулярно по отношению друг к другу, а с недавних пор почти никак не пересекались. Ну там отдать распоряжения, поглумиться с высоты, объявить выговор, не более того. За всю историю моей здесь работы ни один рядовой сотрудник дальше своей первоначальной должности не продвинулся, зато начальства мы повидали много и всякого. И дело не в образовании и не в способностях. Просто так было заведено. Чем дальше был начальник от предполагаемой деятельности, чем меньше он знал, что здесь вообще происходит, тем лучше. А если и не лучше, то интереснее. Одни рождены руководить, вторые работать руками.

      Я естественно числился во вторых, но на самом деле не принадлежал ни к тем ни к другим. В голове моей изначально витал ветер. И я сам считал себя в лучшем случае свободным художником, чем каким-то там техническим специалистом. Короче говоря, как и большинство последних романтиков, был я обыкновенным разгильдяем с некоторой абстрактной идеей заключенной внутри себя. Я долго и мучительно пытался написать роман.

      А получалось так, что последние время я больше работал, чем делал то, что мне было действительно интересно. Эта корпоративная деятельность была мне близка крайне относительно, и я особо ей не дорожил.

      Правда здесь оставалось несколько достаточно близких мне людей и еще разве присутствовала особенная обстановка дезориентирующего абсурда, которая смазывала грани и растягивала горизонты.

      В общем, здесь в этом смысле было лучше, чем где бы то ни было