Межвековье. Глеб Ларин

ленькую щель, в углу вагона, Василь почти все время пути смотрел на уходящий от эшелона мир, пытаясь запомнить приметные места.

      Но на четвертый день все исчезло, и унылый однообразный вид снежной пустоши утомил его. Ни деревца, ни кусточка, кругом только снежная белизна, режущая глаза.

      И когда эшелон, в очередной раз остановился, но стук колес сменил безудержный лай собак, стало понятно, доехали. Василь снова заглянул в щель и увидел вдоль вагонов шеренгу солдат с собаками, а за ними лежала все та же земная пустошь.

      Их высадили. Построили в ровные шеренги, пересчитали поголовно. Затем взвод автоматчиков, сопровождавших этап, вернулся в вагоны. Паровоз свистнул, тронулся и вскоре скрылся, словно его и не было.

      Этапников снова перестроили, теперь уже в колонны поплотней.

      – Направо! Шагом марш! – скомандовал старший, и колонна медленно двинулась в сторону лагеря, который находился в километрах шести от железной дороги.

      Люди в колонне оживились, надышавшись свежего воздуха. По оттекшим от бездействия ногам, побежала кровь, и вскоре шагать стало легче и веселей, не смотря на холод.

      Солдаты, в одинаковых тулупах, лениво брели вдоль колонны, позволяя собакам тащить себя за поводки.

      Наконец, показались бараки, окруженные двойной стеной колючей проволоки и вышками по всему периметру.

      У Василя защемило сердце, он еще раз оглянулся назад за смыкающую колонну пустошь и подумал: «Отсюда не уйти!».

      2.

      Ночью, на четвертый день, кто – то тронул ногу Василя и потянул к себе.

      Василь вскочил и в темноте силился разглядеть, кто его разбудил.

      – Эй, хлопчик, слезай! Дело есть, – сказал шепотом незнакомец.

      Едва проникающий свет в барак осветил его лицо, и Василь признал в нем одного из воровского своего барака.

      Василь спрыгнул с нар и встал напротив. Его друзья, соседи по нарам, проснулись и теперь развернувшись, слушали их разговор.

      – Чего тебе? – спросил Василь.

      – Пойдешь со мной, – сказал незнакомец. – С тобой хотят поговорить. Тут недалеко, через барак.

      Василь вопросительно взглянул на своих друзей. Старший из них, по имени Андрей, спрыгнул и встал между ними.

      – Никуда он не пойдет! – сказал он. – А ну, говори, кто его звал?

      Незнакомец, переминаясь с ноги на ногу, было видно, что он испугался, жалостно ответил:

      – А я почем знаю хлопцы, кажись из ваших! У нас сам знаешь, лишних вопросов не задают! Да мне уплачено уже. Нет, так нет! Вот пойду и скажу.

      – Ты не крути! – сказал товарищ Василя. – Наши бы сначала знать о себе дали. Тут все по своим понятиям живут. А вот от кого ты, не пойму я!

      – Не знаю я, не знаю, – занервничал незнакомец. – Не сказал он! Только я с него слово взял, что хлопец живым – здоровым к вам вернется!

      – Ну, тебе слово дать, не сильно обмажешься! «Ладно, стой тут», – сказал Андрей и повернулся к Василю. – Что, Василь? Пойдешь, али как? Вообще – то тут словами не бросаются. Может и правда, кто из наших?

      – Пойду я, – сказал Василь и без лишних слов ушел с незнакомцем.

      Они прошли к бараку и вошли. У самого входа, в закутке стояла печка – буржуйка и самодельный на козлах стол. За столом сидел, полусогнувшись к печке человек. Он обернулся, и Василь признал в нем своего старшего брата Степана.

      3.

      Степан был болен, его знобило.

      Василь добавил ему в кружку кипятка, Степан обхватил кружку руками, словно пытался впитать тепло от нее в себя.

      – Домашних давно видел? – спросил он.

      – Давно, – ответил Василь. – Я как немцы отступать начали, старался быть подальше от наших мест. Придут ваши, загребут за пособничество братишку – то. Гришка один остался с родителями. От Ганки какая помощь, у нее своя семья.

      – «Наши – ваши», все равно забрать могут. Ты – бандеровец, я – враг народа. Все одно – передохнем мы здесь!

      – Ну, уж нет, браток! – сказал Василь. – Ты как хочешь, а я вот приглянусь и уйду отсюда!

      – Куда уйдешь? – усмехнулся Степан. – Здесь сотни километров полупустыни и птицы облетают эти места. Погоди, а чего это ты Василь, седой уж весь?

      – Не поверишь, за одну ночь посидел.

      – Что так?

      Василь опустил голову, помолчал и заговорил:

      – Да, так. Помнишь дядьку Петра, с соседнего хутора? Так его твои коммуняки, в председатели определили. Мы в ночь туда зашли, вроде как за харчами, да потом кто командиры порешили и к дядьке Петру зайти, вроде как припугнуть. Не знаю, что там у них вышло, только сожгли они там всех. Живыми в печи, всех. И тетю Оксану и детишек. Крики их до сих пор в ушах стоят, вот.

      Степан сжал кулаки и опустил голову.

      – Что же ты, Василь?! А помнишь, он все как к батьке заходил, так завсегда тебя на колени сажал и гостинцами