Нелюди, противостояние. Василий Попов

друг, Шуберт.

      Повар уже с утра описал блюдо, которое он приготовит к позднему ужину при наличии необходимых ингредиентов. Блуждая в своих предвкушениях, Людвиг добавил туда французское коллекционное и неотъемлемую классику. Сегодня это и был Шуберт.

      Заходя в дом и приготовленную для него комнату, он дистанцировался от ругани подчиненных, стягивающих с себя форму русских солдат. Все это вторично.

      Ужин. Вино. Блюдо. Музыка. Музыка во всем: во вкусовых ощущениях, атмосфере затихших боев в преддверии новых наступлений.

      Ильич шел на поправку. Он третьи сутки находился в доме лесника. Тепло и травяные отвары, сопровождаемые едва слышным шепотом хозяина, чудотворно делали свое дело.

      Лесник, «здоровенный детина лет шестидесяти», так и остался крепким, каким был в молодости. Возраст подчеркивали выступающий вперед живот и седина. Ну и лицо – оно напоминало лик старца с икон, которые видел Ильич в доме бабки в детстве.

      Это он нес на себе Ильича и заливал в его рот спирт, когда тот блуждал в видениях. Архип. Он прогревал его углями из печки и смеясь рассказывал, как Ильич бессознательно отбивался от него, держа в руке масел острием вперед, словно клинок.

      – Твердил: «Жить и убивать». – Архип сидел возле кровати больного и попыхивал самосадом. – Такие слова, такие слова…