Узник Петропавловки и четыре ветра Петербурга. Эка Парф

выезжать.

      Николя бросил взгляд на проспект Энгельса, что недалеко от их дома превращался в Сердобольскую улицу. По обыкновению забитый автомобильной пробкой проспект пустовал, изредка по нему проезжала одинокая машинка. То ли её водитель спешил во вторую смену в один из ресторанов 24 часа, то ли торопился пересечь финскую границу, пока её не оккупировали голодные до финской форели петербуржцы.

      – Пристегнись.

      – Ну ма-а-ам, – запротестовал сын.

      – Я сказала, пристегнись.

      Нехотя, он послушался.

      – Да ну мне ж не четырнадцать! – взмолил мальчик.

      – Действительно. Тебе пятнадцать! – ликовала Ирина Фёдоровна.

      Машина тронулась. Полоски света от фар скользили по нечищеным питерским дорогам. За год жизни в Европе любой отвыкнет от местной мороси, тяжелее этого только свыкнуться с традиционно грязными дорогами.

      – Моим замшевым сапогам здесь больше не место, – кивнула Ирина Фёдоровна на дорогу впереди.

      – А мы точно туда едем? – очнулся Николя, глядя в окно на пассажирском сидении. – Мы в какой аэропорт?

      – Николя, – назидательно проговорила мама, – у нас один аэропорт – это Пулково.

      – Но… – начал был было мальчик.

      – Да, я знаю. Всего один аэропорт.

      – Но всего один! Раньше я над этим не задумывался.

      Губы Ирины Фёдоровны изогнулись в лёгкой улыбке.

      – Свою страну начинаешь лучше понимать только после того, как увидишь другую. Я до 90-х годов и представить себе не могла другой жизни кроме той, какой жили мы тут. Я ведь и на факультет приборостроения в ИТМО пошла под влиянием того времени. Думала, вот она – профессия. Знала бы больше, пошла бы хоть на графического дизайнера, ей-богу.

      – Ты жалеешь об этом?

      – Нет. Но дискретная математика – это не совсем то, ради чего мне бы хотелось открывать глаза по утрам!

      Они засмеялись.

      Машина свернула с главной дороги и они оказались на узенькой улочке. Парковочные места пустовали, тем самым освобождая для взора самые настоящие дворцы, среди которых так или иначе затесался в полном смысле этого слова целый замок.

      Солнце тем временем поднималось все выше, все отчётливее прорисовывались силуэты жилых домов, муниципальных учреждений и бывших резиденций царственных особ Северной столицы.

      Как и большинство петербуржцев, Николя, который родился и прожил в граде Петра Великого большую часть своей недолгой жизни, величие родного города он воспринимал с чувством должного. За все 15 лет пребывания в Санкт – Петербурге он ни разу не сфотографировался рядом с Медным всадником, на Дворцовой площади он появлялся исключительно в составе школьной экскурсии, а Эрмитаж навевал на мальчика такую скуку, что он вовсе не замечал ни картин Да Винчи, ни купол Большой церкви, где венчался последний Российский Император. Единственный экспонат, о котором в его голове уцелели хоть какие-то сведения, была египетская мумия. Спроси его,