Учитель истории. Канта Хамзатович Ибрагимов

смущенностью.

      – Фу ты, господи, – прошепелявила бабушка, – ну, точно живая, и даже стыдится, будто невеста.

      – Вот видишь, бабушка, послушался я тебя, привел в дом невесту.

      – Да-а, красавица! Я тоже такой была, в молодости.

      – Не такой, ты еще краше была, и сейчас красивее всех. Ты ведь видела, я с тебя ее только что рисовал.

      – Ой, брось… Мне бы чуть-чуть здоровья, а то, не дай Бог, окончательно слягу… Женись, Малхаз, может, еще и с правнуками побалуюсь.

      – Даже с праправнуками! – сиял Малхаз, он был предельно счастлив.

      Вытирая руки разноцветной от красок тряпкой, он с восхищением и гордостью любовался творением; уже начал прибираться, и вдруг померкло в комнате: солнце скрылось за облаками. Он посмотрел на картину – и там чудное: вместо улыбки жизни – тревога застыла.

      – Да что случилось? – заныло сердце Малхаза.

      Вновь он взял кисточку, застыл перед картиной, и даже не знает, где и что ему исправить, что делать, может, все вымарывать, отчего же такое превращение?

      – Малхаз, это, по-моему, к нам, – отвлекла его от гнетущих мыслей бабушка.

      Действительно, гул моторов, голоса, уже в сенях, по-хозяйски, настежь раскрылась дверь: молодой человек в камуфляжной форме, увешанный оружием всех мастей, за его спиной – Безингер.

      – О-о! Мой юный друг! – воскликнул иностранец, отстраняя военного, склоняясь в дверном проеме; наполнил комнату приятными запахами, замахал большими руками. – Ты почему не приехал? О, здравствуйте, бабушка. Я столько дней жду тебя, ведь договор… – тут он застыл с раскрытым ртом, явно оторопел, даже лицо его побледнело; медленно подошел картине, провел пальцами по полотну, тронул раму. – Откуда она здесь? – наждачными нотками прошипел он. – Я спрашиваю, откуда?..

      – Нарисовал, – боясь за картину, приблизился Малхаз.

      – Сам нарисовал? – стал мягче голос Безингера. Он осмотрел заднюю сторону холста, потом, надев очки, в упор и на ощупь стал исследовать картину. – Какие линии… а тона, тени… Ты где учился? Я спрашиваю – рисовать? Нигде… Правильно, такому не научат, этот дар только от Бога… А с кого или с чего ты ее рисовал?

      – Рисовал по рассказам деда. А образом служила одна девушка, но в процессе работы вот так у меня само собой получилось.

      – Это не «само собой», – перебил его Бензингер. – Это знак свыше мне. Это она, моя прародительница! Это судьба! Я на верном пути! – воскликнул он, потом еще что-то стал шептать на непонятном языке, дрожащими руками сильно обхватив раму картину.

      – О чем Вы говорите, какая прародительница? – привычная улыбка сияла на лице Малхаза.

      – Это Ана!

      – Что? Откуда Вы узнали? – теперь уже глаза Шамсадова изумленно смотрели на гостя.

      – Все знаю, и гораздо больше тебя. Точно такой портрет, написанный более тысячи лет назад с натуры, с моей прародительницы, находится в моем родовом замке.

      – Эта