Ночной солдат. Армейские новеллы. Роман Иванов

и желанного. Твой голос, твои интонации, простоватые и неспешные суждения, твои словечки: ласковые, с уменьшительным оттенком. Твой смех… Твои руки, твой запах, твой ежик призывника… Я плыву в этом всём, в слушании, в ощущениях, в объятиях… Хочется заблудиться в тебе и никогда не найтись. И я старательно ухожу в самую глухую спасительную чащу твоих взглядов, твоей первозданной невинности. Твое присутствие делает меня немного счастливой, сумасшедшей, окрыленной, готовой на что-то большее, правильное, светлое. Твоя военная форма, белье… Господи, как ты стеснялся ее, – но ты даже не понимал, насколько она была уместна, проста и по-юношески свежа и притягательна. Когда я видела тебя идущего по улице, глаз мой находил совершенство и гармонию. Твой подбородок и родинка над верхней губой, твои мужественные пропорции – всё очаровывало и томило. И я шепотом говорила: «Вот оно», подразумевая под «оно» все свои самые смелые женские чувства и ожидания…

      Ты входишь в комнату, и всё озаряется светом, становится важным, трепетным, настоящим. Всё начинает иметь свой смысл и законченность. Любая мелочь, жест, знак, слово, движение – всё на своем месте, всё наполняет и радует. Тогда нет ничего лишнего, оставленного, пустого, неуютного. Садясь на диван, ты по-домашнему поджимал ноги, облокачивался, опускал на подставленную ладонь голову… Улыбаешься… Совсем юный и доверчивый, неприкрытый, с чистыми мальчишескими намерениями, в своих еще подростковых мечтах и только тебе ведомых любовных представлениях о самом сокровенном между мужчиной и женщиной. И нет ничего равного этому… Остается только присесть рядом, коснуться тебя рукой, почувствовать твое дыхание, теплоту твоих губ. Притихнуть…

      Обоим молчится, потому как шум слов здесь совсем не уместен. Есть только «сейчас». Мир остановился, а вместе с ним смолкло время. Заткнулась вся глупость, отчаяние, суета, грубость. В этот момент, ты можешь послать меня и это будут самые сладкие слова во всем мире… Я бы записала их на пластинку и проигрывала бы ее бессчетное количество раз… Я помню ты спросил: «Что такое любовь?», моргнул длинными ресницами, и обезоруживающе провел пальцем по моему носу… Я ничего не ответила. Да и что тут ответишь…»

      Машинка щедро клацала строка за строкой, звоном, откликалась на новый абзац… В комнате стемнело. Осенние сумерки мягко поглотили ее пол, мебель, карту на стене. Сигарета давно умерла в своей прозрачной пепельнице. Женщина почти не видела текст на бумаге. Только воспоминания и руки как проводники ее светлой грусти, изматывающего страдания и безысходности.

      После любви они иногда долго лежали в кровати и увлеченно беседовали. Её любопытство не иссякало, и она расспрашивала, расспрашивала. Он с охотой делился.

      – Ты счастлив?

      – Почти.

      – Хороший ответ, позитивный. Ты первый кто ответил так уверенно и без лишней философии.

      Он