Я останусь, если хочешь. Таня Винк

заученно талдычит лейтенант.

      – Но я же никого не убила, не зарезала, – Надя молитвенно складывает руки, – честное слово, я не знала, что так получится. Давайте я подпишу все, что скажете, и поеду домой. Если надо, приеду завтра утром. Рано-рано. Обещаю. Запишите номер моего мобильного… ноль пятьдесят… двести…

      – Замолчите! – рявкает лейтенант, и она осекается на полуслове. – Перестаньте молоть чепуху и выкладывайте на стол содержимое карманов и сумки!

      От его тона и взгляда из головы Нади за секунду выветриваются все иллюзии, и она быстро опустошает любимую бирюзовую сумку из кожзаменителя, старую, потертую, местами искусно и почти незаметно зашитую. Она раскладывает на столе ключи от квартиры, кошелек, жвачку, помаду, зеркальце, зонтик, пакетик с бумажными салфетками, монеты, проездной на метро и шариковую ручку.

      – В моих карманах ничего нет. – Для наглядности она хлопает по карманам жакета и джинсов.

      – Документы? – Наливайко смотрит вопросительно.

      – У меня нет с собой документов.

      – Украшения? – Лейтенант переводит взгляд с ушей на руки Нади.

      – Нет у меня украшений.

      – Еще телефоны?

      – Нет, – она отрицательно мотает головой, – я все выложила.

      Она посмотрела на сумку – эту бирюзовую красоту Валерка купил в Польше, когда ездил на стажировку, и выслал по почте, внутри лежала открытка «С днем рождения» – и вдруг почувствовала себя абсолютно голой. Странно, но именно голой, будто она стоит в толпе и прикрыться нечем. Кто-то рассказывал, как одна женщина была у любовника, а тут жена пришла. Женщина так испугалась, что выскочила из дома в одном белье, но сумку захватить не забыла. Надя улыбается нелепому воспоминанию и потирает запястья.

      – Садитесь. – Наливайко жестом показывает на пластмассовую табуретку. – Значит, документов при вас нет?

      – Нет.

      – Кто может привезти документы?

      – Никто, я живу одна.

      – А родственники?

      – У меня нет родственников. – Она сутулится и оборонительно скрещивает руки на груди.

      – Совсем?

      – Совсем. Это имеет отношение к делу? – довольно грубо спрашивает она.

      – Прошу запомнить, вопросы здесь задаю я. – На его лице проступает жуткая усталость, он хмурится. – Повторяю: кто может привезти документы? Это существенно облегчит ваше положение.

      – Никто.

      – А подруги?

      – У меня нет подруг.

      – Хм… – Он приподнимает пшеничную бровь. – Ни семьи, ни подруг?

      – Да, ни семьи, ни подруг, – отрезает Надя.

      – Жаль. – Наливайко кривится. – Мне придется писать запросы, пока вы будете сидеть в изоляторе, а там не очень уютно, в нем уже сидят пять дамочек, а лавки всего три. Так что готовьтесь простоять пару-тройку суток у стеночки, а точнее не более семидесяти двух часов, пока мы вашу личность не выясним.

      Надя смотрит на лакированные носки своих туфель.

      Наливайко шумно вздыхает:

      – И охота вам выпендриваться? Вроде нормальная