Облачно. Но не более. Майк Лебедев

ни разу не списали у Шурика с Вадиком хотя бы ползадачки, а уж не ведать о такой теоретической возможности – это вообще нужно было прилететь с другой планеты, ибо по доброте своей наши гении не отказывали никому и никогда (ну, почти никому… конечное число исключений, которым можно пренебречь). В связи с чем возникал законный вопрос – уж не заслан ли к нам сей пытливый юноша? И если да, то кем и с какой целью?

      – Конечно! Вот, бери – в этой тетрадке готовое уже…

      Юноша, не веря своему счастью, отошел. Однако спустя очень непродолжительное время вернулся, неся на челе гримасу изрядного недоумения:

      – Это, парни… я не понял. А это вообще по какому предмету Задание?

      – Как по какому? По уравнениям математической физики, конечно! Второй семестр, – пояснил с готовностью Вадик.

      – А у вас они когда, эти самые уравнения? – потер юноша наморщенный лоб.

      – Что значит «у нас»? – в чем-то даже возмутился Вадик, – Тогда же когда и у вас. Это же предмет общеинститутского характера. Сказано ведь тебе – на втором семестре. Третьего курса.

      – Не хочешь, не бери, – пожав плечами, добавил Шурик, и занавес опустился.

      «Вчерашние щи будешь? – Буду. – Приходи завтра!»

      Когда говорят, что истинные гении (а Шурик и Вадик были именно такие, не ложные) опережают свое время – то кажется, что это такая просто-напросто литературная фигура речи, но на самом деле нет. Это реальность, которую можно потрогать руками и измерить подходящим для этого прибором. Вполне осязаемая, физическая реальность. В конце концов, физика – самая точная из всех наук о Природе (пусть она и заявляет кокетливо, что, мол, дело-то имеет лишь с «физически моделями», а что там на самом деле в мире творится – это только одному Аллаху ведомо). Хотя бы потому, что в физике, в отличие от, скажем, «истории» или «обществоведения» наличествуют два главных критерия всякой науки, а не псевдонаучности – наблюдаемость и повторяемость…

      В футбол играли. Ну, это уж как водится. Разумеется, играли в своем, физтеховском стиле, в чем-то единственном и неповторимом. На пустыре перед чьим-то забором, с одними воротами, вторые соорудили из подручного материала, и составы команд динамически менялись по ходу встречи, не всегда соблюдая даже видимость равновесия – но дело не в этом, это ведь всего лишь заданные изначально краевые и граничные условия. А дело оказалось в том, что доски забора, те, что находились как раз за воротами, ну, повыше прибитые, чтоб мяч не улетал даже при ударе «выше» – так вот, края досок этих образовывали такую изогнутую фигуру, типа «горб», ну вы поняли, что-то смутно напоминающую. Ну, то есть, не всем напоминающую, но ведь для этого и находились среди нас настоящие гении, способные увидеть то, что от поверхностного взгляда скрыто. И когда мяч в очередной раз после мощного, но неточного удара усвистел в огород, и несостоявшийся бомбардир, кряхтя, полез за ним на частную территорию