Записки институтки. Честный рассказ о самой себе. Лидия Чарская

и пир же мы зададим теперь! – крикнула я повеселевшим вокруг меня девочкам.

      Через пять минут мы уже усердно занялись искусной стряпней заботливой Катри.

      Глава XVI. Праздники. Лезгинка

      Наступили праздники, еще более однообразные и тягучие, нежели будни. Мы слонялись по коридорам и дортуарам. Даже старшие уехали на три дня и должны были приехать в четверг вечером. Ирочки не было, и княжна хандрила. Я не понимаю, как могла посредственная, весьма обыкновенная натура шведки нравиться моей смелой, недюжинной и своеобразной княжне. А она, очевидно, любила Иру, что приводило меня в крайнее негодование и раздражение. Ее имя было часто-часто на языке княжны, и к нему прибавлялись всегда такие нежные, такие ласкательные эпитеты.

      Теперь Иры не было, и я могла хоть немного отдохнуть в отсутствие моего врага.

      Целые дни мы были неразлучны с княжной.

      С утра, встав без звонка (звонки упразднялись на время праздников), мы лениво одевались и шли в столовую… Так же лениво, словно нехотя, выпивали кофе, заменявший нам в большие праздники чай, и расползались по своим норам. Мы с Ниной облюбовали окно в верхнем коридоре, где помещался наш и еще два дортуара младших классов. Целые дни просиживали мы на этом окошке, вполголоса разговаривая о том, что наполняло нашу жизнь. Мы строили планы о будущем – очень праздничном и светлом в нашем воображении. Мы решили, что будем неразлучны, что Нина будет проводить зиму на Кавказе, а лето у нас, в хуторе, что я со своей стороны буду гостить у них целый зимний месяц в году.

      – Мы устроим прогулки, я познакомлю тебя с нашими горами, аулами, научу ездить верхом, – восторженно говорила милая княжна, – потом непременно взберемся на самую высокую вершину и там дадим торжественный обет вечной дружбы… Да, Люда?

      Я видела, как поблескивали ее черные глазки и разгорались щечки жарким румянцем.

      – Ах, скорее бы, скорее наступило это время! – тоскливо шептала она. – Знаешь, Люда, мне иногда кажется, что будущее так светло и хорошо, что я не доживу до этого счастья!

      – Что ты, Ниночка! – в ужасе восклицала я и, чуть не плача, зажимала ей рот поцелуями.

      По вечерам мы усаживались на чью-либо постель и, тесно прижавшись одна к другой, все пять девочек запугивали себя страшными рассказами. Потом, наслушавшись разных ужасов, мы тряслись всю ночь, как в лихорадке, пугаясь крытых белыми пикейными одеялами постелей наших уехавших подруг, и только под утро засыпали здоровым молодым сном.

      В пятницу утром (вечером у нас была назначена елка) нас повели гулять по людным петербургским улицам. Делалось это для того, чтобы съехавшимся накануне старшим можно было тайком от нас, маленьких, украсить елку. Для прогулки нам были выданы темно-зеленые пальто воспитанниц католичек и лютеранок, ездивших в них в церковь по праздникам. На головы надели вязаные капоры с красными бантиками на макушке.

      Впереди шла чинно Арно, сзади же – швейцар в ливрее.

      Шли мы попарно: Валя Лер впереди с Пугачом, как самая маленькая,