Жизнь идиота. Илья Бояшов

бесновалась. Отряскина уже отловили какие-то ушлые московские журналисты, фотосессия шла полным ходом, праздник все-таки удался.

Выступление в «Крупе»

      После было еще одно выступление – в ДК имени Крупской. Ребят встречали аплодисментами, но меня как чтеца здесь ждал полный провал: стоило только начать, зрители взвывали, словно их потчевали крутым кипятком.

      За кулисами разминался перед выходом Борис Борисович Гребенщиков – во френче, в сапогах, – вылитый Керенский. Его мимолетно брошенный на меня взгляд был воплощением сарказма. Я чувствовал себя полным ничтожеством.

      Из всего этого пришлось сделать выводы.

      Первое – нового «Пинк Флойд» (на что я до этого все еще тайно надеялся) из «Джунглей» не получится: Отряскин нацелился на другие высоты.

      Второе – как члену группы мне пора с вещами на выход. Что совсем не означало окончания моей дружбы с музыкантами.

      Наоборот, все только начиналось.

      В филармонической каморке один за другим появились Кинчев, Башлачев и Курехин.

Кинчев

      Отряскина в тот вечер где-то носило – гость, как водится, его дожидался, в нетерпении расхаживая по Андрюхиной комнатке. Два холерика, мы сразу нашли общий язык, прежде всего добрым словом помянув то золотое времечко, когда оба выступали на сельских танцах – я в Рощино, Кинчев где-то в Подмосковье.

      Узнав, что я, ко всему прочему, пробую себя в литературе, Костя не на шутку воодушевился, тут же схватил отряскинскую гитару и пропел эксклюзивом пару своих новых песенок. Советской власти, надо сказать, от него здорово доставалось.

      Он уже тогда снимался в фильме. Картина называлась «Взломщик».

      Достаточно было взглянуть на Кинчева, чтобы больше не сомневаться – лидер только что появившейся «Алисы» многим вперед сто очков даст. Его фронда просто поражала. Если я относился к власти с легкой прохладцей барина, то он ее просто ненавидел. Москвичи в этом плане вообще отличались особой лютостью: тот же Кинчев мог, совершенно не боясь, такое выдать…

      Не знаю, запомнил ли он меня, но я уж точно его запомнил.

      Как и Сашу Башлачева.

Башлачев

      Слава богу, хоть один из нас не подражал ни Дэвиду Боуи, ни «битлам»! Саша пришел откуда-то из глубинки, из какого-то северного городка, там он, кажется, некоторое время работал журналистом. И прочитал нам свои стихи. Несмотря на лихорадочную бодрость нашего нового гостя, провинциальный комплекс в нем все-таки чувствовался. В Питере он мыкался по съемным комнатам. Но держался с достоинством. Он сразу же пригласил нас с Отряскиным на свой квартирный концерт. Там Башлачев спел среди прочего и «Грибоедовский вальс» – балладу про шофера Степана Грибоедова, который вообразил себя Наполеоном. Эту песню я хорошо запомнил.

      Обстановка была типичная: собрались на мрачной кухне очередной его коммуналки. В коридоре, который смахивал на бесконечный туннель, висело белье. Саша сидел на стуле перед нами, возбужденный, веселый и немножечко пьяный.