Выстрел по солнцу. Часть вторая. Александр Тихорецкий

мероприятия. К слову, меня к ним и на пушечный выстрел не подпускают! – он поднес очки к лицу и, что есть силы, дохнул в них. – Но, если бы, хоть, кто-нибудь меня спросил, а стоит ли отпускать этих двух клоунов и – о, чудо! – даже выслушал меня, может быть, сейчас и не было такого дерьма! Ты об этом подумал?

      Ленский устало покачал головой. Все передуманное, пережитое за последнее двое суток дрожало в нем трепетным облаком. Тысячи и тысячи сомнений, тревог вновь ожили, в суматошных воплощениях расплываясь очертаниями смутных образов, но он захлопнул ставни в сознание, отрезал себя от утомительной возни. Хватит с него этой бесконечной рефлексии, хватит самоанализа и покаяний.

      – Ох, Юра, Юра, – он вяло махнул рукой, – еще неизвестно, что было бы в этом случае. Вернее, известно.

      – И что же? – в голосе Журова звучала издевка.

      Ленский внимательно посмотрел на него. Неужели, действительно, не понимает?

      – Я думаю, их все равно убрали бы, – тихо ответил он и тут же пожалел.

      Глазах Журова вспыхнули раздражением.

      – И ты туда же! А откуда ты знаешь, что их убрали? Еще и результатов экспертизы-то нет.

      О, Господи! Язык мой – враг мой. Ну, вот что теперь делать? Снова врать?

      Ленский постарался, чтобы голос его звучал, как можно убедительнее.

      – Господи, Юра! Сказал просто так, не подумав. И потом, – он подкрепил голос веским взглядом, – ведь, люди, действительно, так просто не умирают.

      Ему показалось, или в глазах друга мелькнуло презрение?

      – Если ты что-то знаешь, самое время рассказать!

      Ленский опустил взгляд, покачал головой. Образы Абдул-Гамида, Башаева, Кэти вновь поплыли перед глазами призрачными тенями.

      – Я ничего не знаю, дружище. Нет, правда, ничего! – внезапное озарение облеклось спасительной формулой: – Я, вообще, только что приехал.

      – А, да! – Журов с досадой надел очки. – У тебя же была игра с этим, как его… Как прошло?

      Ленский усмехнулся, отвел глаза. Призраки отступили, растаяли, будто туман под солнцем.

      – В целом – удачно, если не считать того, что снова едва не погиб. За последние трое суток это уже второй раз. – он вздохнул. – Знаешь, в последнее время я чувствую себя канатоходцем над пропастью – одно неверное движение, сбой дыхания, порыв ветерка, и – конец… – он замолчал, будто прислушиваясь к тишине, будто ожидая услышать в ней далекое эхо жалости, тепла, сочувствия.

      Пространство все так же струилось мимо равнодушным светом, будто желе, колышась своей необъятной глыбой.

      Журов медленно опустился в кресло.

      – Ты Славку подозреваешь?

      Ленский устало покачал головой. Осколки сна вновь оцарапали душу, чувство вины опять всколыхнулось тяжелой волной.

      – Никого я не подозреваю… Просто хочу разобраться…

      Журов снял очки, грустно взглянул на него близорукими глазами.

      – И, все-таки, ты схватил версию, лежащую на поверхности. Как и все остальные… А ты не думал,